Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Наследник вождя не позволял нанять ему няню — всех от себя гнал, — лишь пожимали плечами сестра и бабка. — Никого не подпускал и ни с кем не откровенничал. Когда мама умерла, он какое-то время жил на два дома: у нас и у отца, а потом стал пропадать неизвестно где. Хорошо, если у Бериль или Берена, но бывало, что просто исчезал, и всё».
«На похоронах бедняжки Мельдир жена смотрителя кладбища произнесла мудрые слова, — зачем-то начала рассказывать няня Гильвен, — мол, лучшая песня никогда не будет спета, потому что никогда не будет существовать. Лучшие слова не произнесутся, а лучшую жизнь не прожить. Каждый сам выбирает лучшее для себя, но это ловушка. «Лучшее» — такое же тяготящее клеймо, как и «худшее». Не клейми память о любимых».
«Как же много говорится лишнего! — вздыхал про себя Эрьярон. — Но придётся слушать — люди сами не понимают значения своих знаний и наблюдений. Что-то важное они точно видят и обязательно об этом скажут».
Пожилая аданет действительно произнесла очень много слов, а её юная подопечная сидела за столом напротив эльфа и смотрела на него с нерешительностью и одновременно — требованием обратить на неё внимание. Разведчик уже видел Гильвен во время прошлого визита, но тогда дева лишь то и дело мелькала рядом, ступая, словно в танце, под одной ей слышимую музыку. Дочь человеческого вождя выгибала спину, изящно поворачивала голову, играла подолом кружевного платья. Впрочем, обычная и не самая неприятная реакция на оказавшегося рядом Эльда.
«Мне есть, что сказать тебе, господин, — заявила вдруг Гильвен и резко встала. — Пойдём в сад».
Всё так же пританцовывая, дева ловко развернулась около беседки, присыпанной осенними листьями.
«Мне нужна лишь информация, которая поможет с поисками», — видя, что разговор может зайти не туда, напомнил Эрьярон.
Гильвен рассмеялась.
«Первая любовь каждой аданет — какой-нибудь эльф», — многозначительно улыбнулась она.
«Твой брат, вероятно, в опасности».
«Тот, кого я люблю, тоже часто умышленно подвергает себя опасности, но это его выбор. Это выбор мужчин».
«Мы теряем время, дева. Для спасения часто важен каждый миг».
«Хорошо, — Гильвен опустилась на скамью, изящно выгнув спину. — Исчезновение членов семьи Беора Старого — проклятье, которое наслал на потомков его сын Баран. Баран забирает тех, кого может, кто слаб».
Эрьярон тогда не дослушал, а отправился к смотрителю кладбища, решив, раз его супруга откровенно говорила с Барахиром, значит, семьи могут быть дружны. Берен и тогда увязался за помощником-эльфом, уверяя, что Торгор обижен на род вождя, поэтому мог и закопать наследника Брегора где-нибудь на отшибе или в чью-то могилу.
«Хочешь разрыть их все и проверить?» — Эрьярон ощутил раздражение, которое уже не получалось прятать.
Предложение-угроза подействовало, книжник, видимо, понимая, что не сможет устроить такую проверку, замолчал.
Торгор встретил неожиданных визитёров без особого почтения, но и не с недовольством. Выслушав вежливые расспросы Эрьярона и граничащие с истерикой крики Берена, смотритель ответил совершенно невозмутимо:
«Никого похожего даже по частям не хоронили».
В первый момент эльфу показалось, что сейчас будет, кого провожать в последний путь, поскольку книжник побледнел, закатил глаза, но потом он всё-таки устоял на ногах и опомнился.
«На вашем месте я бы расспросил мельника и его сыновей, но вы, полагаю, это уже сделали», — пожал плечами Торгор.
И тут Берен высказал то, чего никто от тихого учителя не ожидал:
«Да они!.. Они… Да не друзья они Барахиру! И моей доченьке не друзья! Они из-за того, что мы — род Беора, семья вождя с нами «дружат!» Они как пришли, так и уйдут! Как дружили, так и предадут! Не моргнув глазом! Нечего Брегору с ними дружбу водить! Не друзья они! Не друзья!»
«Поэтому я и предпочитаю общество мертвецов», — сказал смотритель кладбища и недвусмысленно указал непрошеным гостям на дверь.
***
Эрьярон совершенно не понимал хода мыслей Берена: сначала этот домосед всячески давал понять младшей дочери, что она должна либо измениться, либо уйти, потом стал пытаться её вернуть, но, узнав, что она помолвлена, успокоился и отправился домой, хотя вся ситуация выглядела более чем сомнительно. Потом, по его словам, племянник вождя что-то такое написал матери, что она пришла к родичу и начала требовать объяснений, почему её изначально не посвятили в планы. Именно Андрет убедила Берена, что надо вернуть детей домой, а когда пришло письмо от Барахира, где говорилось, будто он и Эмельдир в порядке, а остальные — неизвестно, сестра вождя сказала, что не пожалеет мирианов для нашедших её сына. Но это должны быть люди! Эльфам в этом лучше не участвовать.
«Мне известно, что был за план у беглецов», — холодно сказал Эрьярон на очередные слёзы едва выживающего в походе книжника.
«Не может быть, — заверил тот, пытаясь проглотить сухой хлеб. — Ты бы с нами не пошёл».
Разведчик спорить не стал. Похоже, смертные абсолютно уверены, будто все эльфы думают одинаково, а на весь Народ Звёзд — один-единственный мозг, и тот не у короля Финдарато, а остался за морем. В светлом благом Амане.
До ближайшего поселения, где, по договорённости с таргелионскими стражами нужно остановиться и ждать вестей, оставалось не более дня пути через лес, и Эрьярон утешал себя тем, что терпеть жалкого смертного, строящего из себя героя, осталось совсем немного. Если бы вся вышедшая из Дортониона компания двигалась вместе по дороге, используя телеги, удовольствие растянулось бы ещё на пару суток, а то и больше, поэтому самых нетерпеливых эльф согласился провести короткой тропой, где, увы, можно двигаться только пешком.
Берен снова чихал и кашлял, тёр глаза и тихо ругался, зато хотя бы не подпрыгивал от каждого шороха в кустах. Двигаясь чуть впереди, Эрьярон заранее услышал быстро приближающегося зверя, поэтому одним точным выстрелом сразил выбежавшую к чужакам лису.
— Мех цел! — авторитетно заявил книжник, хотя слабое зрение не позволяло это оценить с расстояния. Подойдя к мёртвому зверю, Берен схватил его за морду, выдернул из шеи эльфийскую стрелу и, продолжая тереть текущий нос и слезящиеся глаза, отдал оружие Эрьярону.
— Руки помой, мало ли, — вздохнул эльф, подавляя желание предложить расцеловать и сделать своей женой посмертно заметно нездоровое животное.