class="stanza">

106 Его я вижу в Зеркале святом,

Которое, все отражая строго,

Само не отражается ни в чем.

109 Ты хочешь знать, давно ль я, волей бога,

Вступил в высокий сад, где в должный миг

Тебе открылась горняя дорога,[1765]

112 Надолго ль он в глазах моих возник,

И настоящую причину гнева,

И мною изобретенный язык.

115 Знай, сын мой: не вкушение от древа,

А нарушенье воли божества

Я искупал, и искупала Ева.

118 Четыре тысячи и триста два

Возврата солнца твердь меня манила

Там, где Вергилий свыше внял слова;[1766]

121 Оно же все попутные светила

Повторно девятьсот и тридцать раз,

Пока я жил на свете, посетило.[1767]

124 Язык, который создал я, угас

Задолго до немыслимого дела

Тех, кто Немвродов исполнял приказ;[1768]

127 Плоды ума зависимы всецело

От склоннностей, а эти — от светил,

И потому не длятся без предела.

130 Естественно, чтоб смертный говорил;

Но — так иль по-другому, это надо,

Чтоб не природа, а он сам решил.

133 Пока я не сошел к томленью Ада,

«И» в дольном мире звался Всеблагой,

В котором вечная моя отрада;

136 Потом он звался «Эль»; и так любой

Обычай смертных сам себя сменяет,

Как и листва сменяется листвой.

139 На той горе, что выше всех всплывает,

Я пробыл и святым, и несвятым

От утра и до часа, что вступает,

142 Чуть солнце сменит четверть, за шестым».[1769]

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

1 «Отцу, и сыну, и святому духу» —

Повсюду — «слава!» — раздалось в Раю,

И тот напев был упоеньем слуху.

4 Взирая, я, казалось, взором пью

Улыбку мирозданья, так что зримый

И звучный хмель вливался в грудь мою.

7 О, радость! О, восторг невыразимый!

О, жизнь, где всё — любовь и всё — покой!

О, верный клад, без алчности хранимый!

10 Четыре светоча[1770] передо мной

Пылали, и, мгновенье за мгновеньем,

Представший первым[1771] силил пламень свой;

13 И стал таким, каким пред нашим зреньем

Юпитер был бы, если б Марс и он,

Став птицами, сменились опереньем.[1772]

16 Та власть, которой там распределен

Черед и чин, благословенным светам

Велела смолкнуть, и угас их звон,

19 Когда я внял: «Что я меняюсь цветом,

Не удивляйся; внемля мой глагол,

Все переменят цвет в соборе этом.

22 Тот, кто, как вор, воссел на мой престол,[1773]

На мой престол, на мой престол, который

Пуст перед сыном божиим, возвел

25 На кладбище моем[1774] сплошные горы

Кровавой грязи; сверженный с высот,[1775]

Любуясь этим, утешает взоры».

28 Тот цвет, которым солнечный восход

Иль час заката облака объемлет,

Внезапно охватил весь небосвод.

31 И словно женщина, чья честь не дремлет

И сердце стойко, чувствует испуг,

Когда о чьем-либо проступке внемлет,

34 Так Беатриче изменилась вдруг;

Я думаю, что небо так затмилось,

Когда Всесильный[1776] поникал средь мук.

37 Меж тем все дальше речь его стремилась,

И перемена в голосе была

Не меньшая, чем в облике явилась.

40 «Невеста божья не затем взросла

Моею кровью, кровью Лина, Клета,

Чтоб золото стяжалось без числа;

43 И только чтоб стяжать блаженство это,

Сикст, Пий, Каликст и праведный Урбан,[1777]

Стеня, пролили кровь в былые лета.

46 Не мы хотели, чтобы христиан

Преемник наш пристрастною рукою

Делил на правый и на левый стан;[1778]

49 Ни чтоб ключи, полученные мною,

Могли гербом на ратном стяге стать,

Который на крещеных поднят к бою;

52 Ни чтобы образ мой скреплял печать

Для льготных грамот, покупных и лживых,

Меня краснеть неволя и пылать!

55 В одежде пастырей-волков грызливых

На всех лугах мы видим средь ягнят.

О божий суд, восстань на нечестивых!

58 Гасконцы с каорсинцами[1779] хотят

Пить нашу кровь; о доброе начало,[1780]

В какой конечный впало ты разврат!

61 Но промысел, чья помощь Рим спасала

В великой Сципионовой борьбе,[1781]

Спасет, я знаю, — и пора настала.

64 И ты, мой сын, сойдя к земной судьбе

Под смертным грузом, смелыми устами

Скажи о том, что я сказал тебе!»

67 Как дельный воздух мерзлыми парами

Снежит к земле, едва лишь Козерог

К светилу дня притронется рогами,[1782]

70 Так здесь эфир себя в красу облек,

Победные взвевая испаренья,

Помедлившие с нами долгий срок.

73 Мой взгляд следил все выше их движенья,

Пока среда чрезмерной высоты

Ему не преградила восхожденья.

76 И госпожа, когда от той меты

Я взор отвел, сказала: «Опуская

Глаза, взгляни, куда пронесся ты!»

79 И я увидел, что с тех пор, когда я

Вниз посмотрел, над первой полосой

Я от средины сдвинулся до края.[1783]

82 Я видел там, за Гадесом[1784], шальной

Улиссов