Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сивков посмотрел на нее. Лицо у Светы было серьезным.
– Ну знаешь! – Он поперхнулся. – С каких это пор дети стали продуктом моды? Бог с ней, пусть она властвует над вашими тряпками, одевайте свои «мини» или «макси», чего хочете, но душу ведь нельзя укоротить или удлинить в зависимости от моды.
– Надевайте и хотите!
– Что хотите?
– Надо говорить грамотно. И вообще, что ты разбушевался? Жизнь покажет.
Возле дома они увидели Игоря, он что-то объяснял своему другу Максимке.
– Он большой-большой. – Игорь встал на лавочку и вытянул руку. – Даже больше еще. А борода у него, как у Деда Мороза, только черная, потому что сейчас осень, а когда на праздник елку принесут, она у него белой будет. Он за мной вчера в садик приходил. Марина Михайловна не хотела меня отпускать, а когда я сказал, что это мой новый папа – сразу отпустила. А в лесу он мне из ружья выстрелить давал.
– Врешь!
– Не веришь? Тебе просто завидно, что у тебя нет нового папы. Дядя Лева меня весной на рыбалку на настоящую возьмет.
Сивков крепко обнял Свету. Игорь увидел их и радостно побежал навстречу, не оглядываясь на дружка.
Гостей на свой маленький праздник решили не звать.
После ужина Света уложила сына, и они сели играть в подкидного. Сивков попытался заглянуть в ее карты и вдруг увидел, что Игорешка стоит в дверях и целится в них. Он не успел подумать, что винтовка не заряжена, что ребенку просто не хватит сил взвести курок. Опрокинув стул, он прыгнул навстречу Игорешке и, когда винтовка валялась на полу, в запале шлепнул мальчишку по попе. Пока Игорешка соображал – плакать ему или радоваться, что так здорово напугал взрослых, Сивков самодовольно отметил, как лихо и непринужденно у него получилось: не раздумывая, шлепнул нашкодившего пацана, словно своего собственного. И так радостно ему стало, до того родным сделался Игорешка…
Он даже не подозревал, что голос у Светы может быть таким визгливым:
– Как ты посмел?
Захныкал Игорь.
– Думаешь, если у ребенка нет отца, то с ним можно не церемониться?
Игорешка уже не хныкал, а орал на всю квартиру. Света подхватила его на руки и хлопнула дверью маленькой комнаты.
Сивков присел к столу и застыл, уставясь в одну точку.
Когда он оглянулся, свет в спальне уже не горел. Он встал, подобрал винтовку и повесил на гвоздь, который Светлана вбила для нее рядом с гитарой. Карты по-прежнему лежали четырьмя кучками: шесть штук его, шесть ее, отбой и наполовину разобранная колода с трефовым тузом внизу. Он собрал карты и лег на диван, но уснуть долго не мог.
Его разбудило позднее осеннее солнце. Сивков испуганно вскочил и чуть не запнулся – на полу стоял чемодан, с которым он приехал. Белье и рубашки лежали стопкой на столе. Светлана уже ушла на работу. Сивков поднял чемодан и сказал:
– Ваш тонкий намек понял.
Пока он укладывал вещи, винтовка несколько раз попадалась на глаза, но он все тянул с ее упаковкой. Она так и осталась висеть.
Ближайший поезд отправлялся вечером. С полчаса он мерил шагами перрон, потом вышел на троллейбусную остановку, доехал до кинотеатра, посмотрел подряд два фильма, посмотрел бы и три, если бы следующий кинотеатр был не так далеко.
Около вокзала его ждала Света.
– Лева, я вчера погорячилась.
– А сегодня?
– Что сегодня? Ну дура, что ты хочешь от глупой женщины.
Сивков увидел свободную скамейку и пошел к ней. Они сели. Рука Светы неуверенно коснулась его колена. Он накрыл ее своей ладонью и крепко сжал.
– А я смотрю: тебя нет. Только винтовку снять забыл.
– Игорю оставил.
– Левушка, ну нельзя же так из-за пустяков. В конце концов, я имею право, это мой ребенок, я его родила, я его воспитала, я даже родному отцу не позволяла…
Сивков поднялся. По вокзальным часам до отхода поезда оставалось десять минут. И он побежал в кассу.
Смотрины
Все было в моих руках.
Я сам устроил отъезд Насти с другой бригадой. Она улетала в Туву под раннее солнышко за первым загаром, а я – в промозглое Заполярье спасать план. Все выглядело как естественное мужское желание взвалить на себя самую грязную и тяжелую работу. Пришлось, конечно, долго объясняться: намекать на интриги верхнего начальства, придумывать собственные принципы и сулить, что в конце лета мы снова поедем вместе. В общем, плел с азартом. Не знаю, как сам не запутался в своих силках.
Но поверил, что убедил Настю.
А она все поняла и сделала выводы.
И вот я сижу и жду, когда подъедет такси с Настей и ее женихом. Сижу, листаю отчет и симулирую занятость. А народец в отделе оживлен. Всех разбирает любопытство. Понятное дело, интересно же – что за сокровище сумела отыскать двадцатишестилетняя Настя за две командировки. Кто-то говорит, что стоило девушке выйти из-под моей опеки – и у нее сразу устроилась личная жизнь. Говорит в шутку. Я в том же тоне соглашаюсь. Внешне я спокоен. Наших отношений здесь не знают. Если бы Настя жила в общежитии, разговоры бы обязательно появились. Впрочем, тогда ничего и не вышло. Но она жила у сестры, в другом районе города. В командировки мы ездили только вдвоем, я не люблю лишних помощников. А Настя именно из тех женщин, которые при всей разговорчивости и смешливости умудряются не сказать о себе ничего лишнего. За нее можно было не беспокоиться. У меня же репутация закоренелого и удачливого холостяка, и никому не приходит в голову меня жалеть, видеть во мне соблазненного и покинутого. Потому я спокоен. Потому и легко отвечаю на шутки.
Два года назад она сказала, что любит меня. А с этим, приезда которого все так ждут, она знакома меньше двух месяцев. Мне, конечно, тоже хочется его увидеть.
Окна словно медом намазаны: то один подойдет, то другой. Они уверены, что Настя прикатит на такси. Я про себя посмеиваюсь. Какая им разница – на такси, на троллейбусе, пешком? Вопрос – зачем? Кому нужны эти смотрины? Неужели Насте? А любопытные выглядывают. Я и сам кошусь на дверь. Назло всем мне хочется, чтобы молодые появились не с той стороны, откуда их ждут. Я бы даже загадал. Только на что? Не на свадьбу же – получится или расстроится?
Но вот взвывает автомобильный гудок, длинный и надтреснутый. Наши бегут к окну. Я толкусь в задних рядах. Мне ничего не видно. Кто-то из мужичков кричит