Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Светленькая, что с тобой?
– Не могу. Не могу, как ты – приехал, побаловался, уехал. Боюсь привыкнуть. Зачем это мне? Через пять дней ты уедешь, а мне что прикажешь делать? Отвыкать? Привыкать к другому?
– Подожди…
– Что ждать? Когда раздобришься и позовешь отдыхать на Юг? Мне этого мало! Понимаешь, ма-ло! – Потом совершенно другим тоном: – Нет, ты не думай, я от тебя ничего не требую, да и как я могу требовать. Кто я – брошенная женщина. Пусть я сама выгнала его. Выгнала, потому что не любила. Но все равно в твоих глазах я – брошенная женщина, и притом очень доступная. Ты можешь думать обо мне как угодно, это твое дело, но нам лучше расстаться.
– Подожди.
– Только не упрашивай и ничего не обещай. Я не люблю таких мужчин. Они напоминают мне мужа, а я не хочу о нем вспоминать, я вычеркнула его из памяти.
Она долго не могла достать сигарету, потом долго мучила зажигалку и наконец поднесла ее к фильтру. Сивков резко задул пламя и, перегнувшись через стол, отобрал сигарету.
– Светленькая, не надо нервничать. Ты просто устала. Она всхлипнула. Сивков осторожно погладил ее волосы, потом поднял на руки и долго носил по комнате, укачивая, как ребенка.
Он уезжал через три дня, рано утром. Света его не провожала. На платформе рябили многочисленные лужицы. С крыш вагонов капало. В тамбуре наследили, и проводница ворчала.
Этот дождь он привез с собой. Лил целую неделю. Работы в поле пришлось прервать, а людей отпустить в отгулы.
На потолке комнаты приезжих образовалось большое серое пятно с желтыми краями. Он уже несколько раз просыпался, но, увидев пятно, снова закрывал глаза. Около пяти он пересилил себя и встал. Сосед Гошка ушел на рыбалку в его сапогах. гошкины были дырявые и на два размера меньше. В комнате стоял сырой и тяжелый дух. Он посмотрел на тарелку, заваленную окурками, но не тронул ее и вышел на улицу. От чистого, промытого воздуха закружилась голова. Тучи разогнало, и небо слепило непривычной синевой. На тротуары уже натащили грязи. То прижимаясь к забору, то прыгая с доски на доску, он добрался до столовой. После двадцатичасовой игры в преферанс и нескольких бутылок «Гратиешти», которое он разбавлял крепким чаем, аппетита не было. Торопливо, без хлеба, вычерпав из рассольника жижицу и поковыряв котлету, он подошел к буфетчице и велел ей передать рабочим, чтобы завтра выходили. Тоська попробовала сделать непонимающее лицо, но Сивков погрозил ей пальцем и отвернулся. В клубе шел старый фильм. На двери бильярдной висел большой зеленый замок. Возвращаясь домой, сколько ни прыгал, сколько ни старался выбирать места почище – все равно устряпал брюки по колено. После улицы воздух в комнате казался еще тяжелей. Он хотел разуться, но увидел на полу ошметья засохшей грязи и пошел прямо в ботинках. Снова попалась на глаза тарелка-пепельница. Он уже собрался идти к хозяйке за веником, но вернулся Гошка. Лицо у него было виноватое. Он мялся возле двери и рассеянно улыбался.
– Понимаешь, старик…
– Ладно, только свои заклеить пора.
– Да, конечно, обязательно, завтра заклею, понимаешь, такое дело…
Сивков увидел его бегающие блестящие глазки и все понял.
– Иди к черту! Надоело, никуда я не пойду!
– Левчик, это не по-мужски. Когда тебе нужно было, я же не рассуждал. Понимаешь, мокро везде.
Сивков стал молча переобуваться, а уже с порога брезгливо посмотрел на стол и растерзанные кровати.
– Приберись хоть перед тем, как бабу приводить.
– Сама приберется. Ты не беспокойся, в двенадцать ноль-ноль все здесь будет, как в детском садике.
Девица сидела на самом краешке скамейки и смотрела на дверь дома приезжих. Сивков видел ее впервые, но торопливо прошел мимо, даже любопытства не появилось.
По дороге в клуб, за одной из оград, он увидел белую гору березовых чурбаков и женщину с колуном возле нее.
– Работника не нужно?
– Хитрый Митрий.
– Серьезно, очень хочется дров поколоть.
– Всем вам хочется.
Кончилось лето.
Сивков приехал не предупреждая. Подергал запертую дверь и начал писать записку. – Ой, Лева! Левушка!
Света бросила сумочку и повисла у него на шее. Сначала они целовались на лестничной площадке, потом – в комнате.
– Подожди, – шептала она, вырываясь и смеясь. – Я же Игорешку от мамы взяла, ты пока раздевайся, а я пойду соседку попрошу, чтобы она его у себя оставила, она поймет, я этим не злоупотребляю, только если в театр с приятельницей соберусь.
– Зачем соседей привлекать к семейной жизни, пусть Игорешка идет сюда, я ему игрушку привез, конструктор.
– Нет, я не хочу, чтобы он видел, он уже большой.
– Тем лучше, значит, быстрее поймет, я же навсегда приехал.
– Уже рассчитался, могу и трудовую показать – сплошные благодарности! – И он полез во внутренний карман за документами. – Решил начать оседлую жизнь и по этому случаю прошу тебя взвалить на свои красивые плечи функции моей жены.
– Так вот сразу… Даже не знаю.
– А чего раздумывать? Веди Игоря, и будем знакомиться.
– Нет, давай лучше завтра. Подожди, к соседке сбегаю, я быстро. – Не похожая на себя, излишне торопливо – то ли по-детски, то ли по-старушечьи – она выскочила в коридор. Сивков прошел в комнату, опустился в кресло и закрыл глаза. Поскрипывала непритворенная дверь. С лестничных маршей доносились чьи-то шаркающие и редкие шаги. Света долго не шла, и ему показалось, что он может заснуть в кресле. Вернулась она с мороженой курицей в руках.
– В обмен на Игоря?
– Да вот попросила, и сама не знаю – зачем. Наверное, хочу похвастаться кулинарными талантами.
Пока она готовилась к демонстрации этих талантов, Сивков незаметно вывернул пробку. Света растерялась.
– Что же делать? – спросила она, прижимаясь к Сивкову.
– То, что делают все влюбленные.
– Холодильник разморозится.
– Ах да, холодильник…
Извлеченный из чемодана «конструктор» лежал под одеялом на детской кроватке. Утром Света отвела Игорешку в садик прямо от соседки. Сивков видел их только из окна. И теперь, дотерпев до половины шестого, то и дело поглядывал на улицу. А когда увидел красивую стройную блондинку в красном плаще и мальчика в красной курточке – залюбовался. Мальчик все время забегал вперед и нетерпеливо поджидал медлительную маму, а дождавшись, цеплялся за руку и тянул за собой. Мама наклонялась и что-то объясняла ему. У Сивкова вспотели ладони. Он пошел на кухню и вымыл руки с мылом, а потом долго держал их под холодной водой и ждал звонка. Прямо с порога мальчик сказал: «Здравствуйте». И замолчал. Сивков протянул ему руку. Мальчик подал крохотную ладошку.
– А я