12. Конституционный закон 1875 г. основал Третью республику. Написанный монархистами, этот закон должен был способствовать возвращению короля. Отсюда и долгий срок полномочий президента; отсюда также и право президента распускать парламент с согласия сената. Наученная опытом 2 декабря, ассамблея благоразумно воздержалась от избрания президента народом, потому что во Франции это было опасно. В итоге президент играл роль конституционного монарха. Он не имел права вето, что избавляло его от длительных конфликтов с народом. Сенат, избираемый в два этапа коллегиями, в которых преобладали делегаты муниципальных советов, должен был являться, по мнению Гамбетта, «большим советом коммун всей Франции» и, как верили консерваторы, стал бы сдерживающим началом. Сенаторы избирались на девять лет и обновлялись на треть состава, но правые, чтобы обеспечить себе большинство, заставили принять решение, по которому ассамблея назначала 75 бессменных сенаторов, то есть избранных пожизненно. Они считали, что эти места займут консерваторы. Но в последний момент коалиция бонапартистов и республиканцев оставила за собой 57 бессменных мест. Это вновь подтвердило политическую ловкость левых. Они еще не обладали большинством в стране, но было очевидно, что «новые слои», идущие за Гамбетта, со все возрастающей настойчивостью потребуют себе места в правительстве. Во время этого идейного разброда всеобщее избирательное право еще довольно терпимо относилось к нотаблям, что оказалось весьма разумным, ибо с административной и экономической точек зрения нотабли в целом неплохо справлялись с управлением страной. «За несколько лет они привели в порядок финансы: бюджет 1875 г. сводился с профицитом в 100 млн; рента за пять лет поднялась до 10 %; депозиты сберегательных касс увеличились на 27 %. Производство угля увеличилось на 60 %, производство железа – на 26 %, производство чугуна – на 23 %. С 1871 по 1875 г. было построено 18 тыс. км железных дорог. Внешняя торговля увеличилась на 21 %; деятельность портов почти удвоилась. Выставка 1878 г. в Париже стала ярким подтверждением французского возрождения» (Р. Лакур-Гайе). Но не хлебом единым жив человек, и богатство не заменяет свободы. В глазах французов правительство нравственного порядка навсегда осталось всего лишь временным решением. Тьер и Брольи выполнили свою задачу. Казалось, что будущее теперь за Гамбетта.

1. Республика была основана монархистами; теперь важно было понять, смогут ли ею управлять республиканцы. Тьер продолжал верить, что за республиканцами во Франции стоит не более 1,5 млн избирателей из общего числа почти в 8 млн. Это было грубейшей ошибкой, вытекающей из письменного обобщения результатов голосования. Тьер не принимал в расчет, что большинство всегда составляют колеблющиеся. С того момента, как республика победила, колеблющиеся перешли на сторону республики. Между тем правые сохраняли в своих рядах президента Мак-Магона, который считал, что в его «инструкции» входит держать радикалов на расстоянии и управлять, опираясь на закон. От левых ситуация требовала большой осторожности. Гамбетта не страдал ее отсутствием. В пылком радикале все яснее проглядывал оппортунистский государственный деятель. Чем мог он напугать мелкую городскую или сельскую буржуазию? Он ведь говорил о «новых слоях», а не о новых классах. Как истинный патриот, он прежде всего оценивал опасность со стороны Германии. Используя как предлог закон от марта 1875 г., который предусматривал увеличение французской армии, Бисмарк вновь стал угрожать Франции. Существовало мнение, что, опасаясь войны-реванша, он готовил превентивную войну. Это не было доказано, но в дело вмешались Англия и Россия. Они выразили озабоченность, и «железный канцлер» отступил. Гамбетта встречался с принцем Уэльским, мечтал о союзе с Россией и говорил, что наступит день, когда латинские и славянские страны уничтожат Германию. Благодаря его влиянию республиканцы выступали в стране как консервативные патриоты. Теперь казалось, что как раз правые готовы ввязаться в новую авантюру. Левые обвиняли их в том, что они хотят (как некогда Наполеон III) вернуть папе его светский трон. Антиклерикализм нарастал. Французские крестьяне все так же пребывали добрыми католиками, но они опасались феодальной реакции, и в их глазах Церковь оставалась естественной союзницей Версаля.

2. В 1876 г. состоялись выборы. В сенате правые сохранили большинство, хотя и несколько сократившееся. Палата депутатов получила республиканское большинство, но не очень значительное. Для центристов – представителей крупной католической буржуазии, таких как Арман Дюфор, – еще сохранялась возможность управлять страной при поддержке коалиции. Герцог Брольи в большинстве случаев мог договориться с Тьером, Жюлем Греви, Жюлем Ферри и Шальмель-Лакуром, людьми одного с ним ви́дения мира. Камнем преткновения являлся антиклерикализм левых, в глазах которых принципы 1789 г. представляли собой кредо светской религии, опасавшейся духовной конкуренции Церкви. Напрасно Жюль Симон, председатель совета, «израильтянин с манерами римского кардинала, мягкий, ласковый и вкрадчивый», утверждал: «Я республиканец до глубины души, и я до глубины души консерватор». Такие заявления Гамбетта, как: «Клерикализм – вот наш враг!» – или Ферри: «Слева нет врагов!» – приводили правых в крайнее раздражение. Их враждебное отношение склоняло левый центр в сторону радикалов. После того как Жюль Симон принял одно или два решения палаты, идущие вразрез с принципами маршала, тот 16 мая 1877 г. фактически отправил министерство в отставку. «Мы больше не можем двигаться в одном направлении, – заявил он Жюлю Симону. – Я предпочитаю быть свергнутым, чем оставаться под командованием господина Гамбетта». В его понимании это был вопрос иерархии.

3. Обычно о 16 мая говорят как о государственном перевороте. Это не совсем точное определение, но вмешательство президента в отношения между законодательным и исполнительным органами, безусловно, противоречило конституции. Только палаты парламента имели право отправлять министерство в отставку. А президент имел право лишь просить у сената роспуска палаты депутатов. После уведомления об этом нарушении, сделанном ее президентом Жюлем Греви, палата депутатов начала энергично готовиться к сражению. «Оставайтесь в пределах законности, – призывал Греви депутатов. – Сохраняйте мудрость, твердость, доверие…» Был подготовлен манифест, подписанный 363 депутатами-республиканцами. Сенат предоставил право роспуска маршалу, но очень незначительным большинством. «Уходят триста шестьдесят три депутата, – подчеркнул Гамбетта, – но вернутся четыреста». Герцог Брольи возглавил временный кабинет и подготовил выборы. Неблагодарная задача. Во время Реставрации, в период правления 221 депутата, мы видели, как ведут себя французы в подобном случае. Эта палата была только что выбрана. С чего бы избиратели вдруг изменили своей партии по приказу президента? Левые создали блок для защиты республики. Их союз был столь прочен, что, когда умер Тьер, парижане устроили грандиозные трогательные похороны победителю Коммуны. За несколько недель до этого Гамбетта громогласно приветствовал в палате депутатов «освободителя оккупированных земель», который некогда называл его буйнопомешанным. Коалиция правых, напротив, была весьма рыхлой. Монархисты опасались бонапартистов. Либеральные орлеанисты считали политически недальновидным призыв Луи Вейо: «Спасение в клерикализме!» Тэн осуждал маршала: «Это атака при Верте после проигранного сражения. Выборы дадут ему палату депутатов столь же радикальную, если не худшую. Ему останется только подать в отставку. Через четыре месяца я вижу президентом республики Гамбетта…» В октябре 1877 г., несмотря на неприкрытое давление правительства и официальные кандидатуры, было избрано 326 республиканцев. Таким образом, их возвратилось меньше четырехсот, но они сохранили преимущество в 119 голосов. Каковы будут действия маршала? Гамбетта ему советовал: «Когда прозвучит суверенный голос Франции, то, поверьте, придется или подчиниться, или сложить с себя полномочия». А Мак-Магон вспоминал героическую фразу, произнесенную им в молодости: «Я здесь и здесь останусь». Он попытался остаться и скрепя сердце подчинился. Своим друзьям-республиканцам, пришедшим к власти, Гамбетта рекомендовал умеренность: «Больше всего я опасаюсь опьянения успехом… Я прошу мою партию сделать передышку…» Такая осторожность была разумна, ибо большинство «партии движения» по отношению к большинству «партии установленного порядка» оказалось менее надежным в стране, чем в палате депутатов. Но к несчастью, проигравшие нотабли не приняли этого разумного совета. Если бы они добровольно приняли тогда республику, то во Франции могла бы сформироваться, по примеру Англии, конструктивная оппозиция. Но в 1877 г. ров все еще не был засыпан, и французские правые продолжали мечтать о несбыточном реванше.