оленьими рогами на голове и широкими крыльями с длинными сероватыми перьями на спине. Дракон, несколько раз свернувшись в кольца, положил голову на лапы и немного прикрыл глаза, как будто он очень устал; из его ноздрей и пасти тонкими струйками шёл дым.

— Всегда так интересно смотреть на переплетение культур. Кому, как не тебе, Ева, это знать? Особенно со стороны…

Ева испуганно обернулась, но в коридоре по-прежнему никого не было.

— Бесовцев? Где ты?

— Когда я бес, конечно, я Бесовцев. Когда я падший ангел, я Даат. Но когда я дракон… В Китае меня зовут Шень-Лун и, как бы иронично это ни было, считают богом.

— Что?

— Удивлён не меньше тебя, принцесса, — вдруг дракон прямо перед Евой зашевелился, соскочил со стены и, промелькнув мимо девушки полупрозрачной тенью, залез на потолок. — Я же говорю, это так интересно: наблюдать, как один и тот же образ кочует по культурам и принимает новые облики.

— Я не знакома с китайской мифологией.

Дракон на потолке лениво закрутился вокруг себя ещё в несколько колец и довольно замурчал.

— Ну так я расскажу тебе вкратце, — он медленно потянулся, расправив все свои тёмно-серые чешуйки, и выдохнул большое облако белёсого дыма, которое сразу затянуло собой часть потолка. Ева закашлялась. — Когда-то давно, когда мои крылья только-только посерели, я пролетал над далёкой страной. Там было жарко, я очень устал и спустился на землю в образе дракона, где вызвал дождь и прервал многолетнюю засуху, затем утолил жажду и отправился дальше. Но там, в этой далёкой стране, я остался под именем Шень-Лун.

— Удивительно.

— Не то слово, — усмехнулся дракон, сверкая своими зелёно-серыми глазами из-за пелены дыма. Он вдруг подпрыгнул и, стукнув хвостом о пол, переместился на соседнюю стену, чтобы Еве было удобнее на него смотреть и ей не приходилось задирать голову. — Практически во всех культурах есть дракон, но кто бы мог подумать, что иногда это один и тот же герой — обрати внимание, пожалуйста, я говорю «иногда». Не хочу быть понят неправильно.

— Знаешь, если бы я сказала кому-нибудь об этом в обычной жизни, меня бы, как обычно, окрестили выдумщицей.

Дракон глухо засмеялся на стене, выпуская из ноздрей рваные струйки дыма.

— Хочешь, я напущу туман? — вдруг предложил он, расправив крылья. — Обожаю эту густую белую пелену, в которой можно спрятаться.

— Благодарю, не стоит, — Ева подошла ближе и, медленно протянув руку к дракону, погладила его большие и жёсткие на вид чешуйки — пальцы коснулись гладкой поверхности бетона. — Туман — место иллюзий и обманов, а у меня в них недостатка нет. Лучше скажи, мой витиеватый друг, можешь ли ты сойти со стены и предстать передо мной во всём своём величии? Или ты лишь граффити?

На такое заявление дракон обиженно фыркнул, ударил хвостом о невидимую преграду, отделяющую его от «объёмного» мира, и выпустил новое облако дыма, которое, однако, Ева вполне почувствовала.

— Я? Лишь граффити? Ты хочешь сказать, что меня нарисовал на непонятном заброшенном здании какой-то неизвестный художник? Думай, что говоришь!

— Более того, этим художником может оказаться моё воображение! — ответила ему Ева, отходя к противоположной стене. — Но, в таком случае, стоит признать, что художник постарался на славу, и дракон вышел очень красивым.

Дракон смущённо прикрыл глаза и зарделся от удовольствия.

— Ты мне льстишь.

— Всего лишь говорю, что думаю.

— Что ж, тогда тебе точно понравится, как я выгляжу в жизни.

Ева успела увидеть только смазанную тень, мелькнувшую вокруг неё чёрным вихрем, а в следующий момент она уже стояла в центре широких змеиных колец, которые постепенно сужались вокруг неё.

— Нет герпетофобии*?

— Не знаю, — едва прошептала Ева, когда большое драконье крыло задело её по плечу. — Я уже ничего не знаю.

— Да неужели? — прошелестел дракон где-то над ухом. Тяжёлый змеиный хвост, украшенный несколькими пучками длинной голубоватой шерсти, упал Еве на ноги и придавил своим весом. — Совсем ничего?

— Совсем, — сказала она, прикрыв глаза. — Я скоро уйду, и тогда я всё узнаю. Обязательно.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — усмехнулся дракон, всё плотнее сжимая её в своих кольцах. Помимо постепенно увеличивающегося давления на грудную клетку Ева чувствовала над собой отчётливый запах гари. — Ты не боишься, что в какой-то момент у тебя не выдержит сердце? Что оно просто лопнет от страха, разорвётся на тысячи осколков? Что наступит день, когда невидимая рука ужаса сомкнётся стальной хваткой на твоей шее и перекроет доступ кислорода в лёгкие? М, Ева? Не боишься? — с тихим свистом шипел дракон ей на ухо. Перед глазами поплыло.

— Скорее это сейчас сделаешь ты, Бесовцев, Даат, или кто ты там, — просипела Ева, стараясь вдохнуть воздух, — если не перестанешь душить меня.

Дракон хрипло засмеялся.

— Ну, так что же ты не вырываешься? — он прищурился и опустил свою большую голову на уровень её лица. — Ты ведь даже не пытаешься освободиться! А знаешь, что я давно уже заметил? Тебе не хватает смелости, Ева, элементарной смелости противостоять своим кошмарам. Противостоять самой же себе. Ты всегда плывёшь по течению, позволяешь нам морочить тебе голову и даже не пробуешь дать отпор.

— Легко сказать, — зло прошипела Ева не хуже дракона. — Но ты никогда не был в психиатрической больнице, а я была, я тут жила четыре года. Знаешь, чем может обернуться подобный отпор? Тебе будет казаться, что ты защищаешься от такого вот змея, как ты, а на самом деле ты будешь избивать доктора, который пытается тебя успокоить. И не надо сейчас ничего говорить в оправдание, я видела подобный случай своими глазами. Нет… Пусть мои демоны сидят во мне, но никак не прорываются наружу.

Дракон недовольно оскалил зубы и выпустил вместе с раздражённым вздохом пару клубов дыма.

— В таком случае, позволишь мне свернуть тебе шею?

Ева промолчала, и дракон, не дождавшись ответа, сильнее сдавил кольца.

Последовал резкий глубокий вдох. Ева ещё никогда не просыпалась так внезапно и в таком состоянии: у неё жутко тряслись руки, голова шла кругом, и, ко всему прочему, её тошнило. Она резко села на кровати, но не удержала равновесия и, неловко зацепившись руками за одеяло, сползла вниз, чуть было не ударившись головой об угол тумбы. Ева приложила руку ко лбу и поняла, что вся горит.

— Господи… Неужели предсмертный бред? — прошептала она, тяжело дыша. — А что же там? Там? Как страшно… Не надо бояться смерти, смерть — лишь миг. Но как не бояться? И никого нет рядом, я одна…

Ева не знала, сколько пролежала так, облокотившись спиной о тумбочку, пока не почувствовала,