в руки инструмент! — мысленно клялся себе Финдекано, отдавая свою арфу, чудом уцелевшую в хаосе павшей на Валинор тьмы. — Больше никогда не спою ни одной песни! Музыка предала все мои идеалы! Как же так?! Почему сама ткань мира, её животворящие струны измазаны в гнуси нечестного соперничества?! Музыка больше не свята! Она давно в грязи, но теперь…»

Аклариквет и Финдекано встретились глазами.

— Теперь это твоё, — выдавил из себя принц, отпуская руки от арфы. — Навсегда.

— Я не имею права брать её, — ужаснулся менестрель короля.

— Её имя Вредина, — вдруг рассмеялся Финдекано, — или Загогулина. Мне подарили её, когда я был ребенком, поэтому и назвал так… Глупо. Она же меня не слушалась, я обижался.

— Я не могу её взять навсегда!

— Можешь! Это приказ твоего принца! Бери. И… Не попадайся мне, когда я вооружен, и рядом никого нет. Иди! Пой свою мерзость, пока я не передумал.

Вернувшись к королю, Аклариквет не видел ничего вокруг себя. Он смотрел на Вредину, и ему казалось, что он враз разучился играть.

***

Над головой было ярко-голубое небо, чистое-чистое, чуть светлее у горизонта, и лазурное, глубокое и манящее в вышине. В него хотелось погрузиться, бесконечно тонуть в бездонной синеве, но глубоко в сердце таился страх: где-то здесь, среди синевы и благодати, есть алые, синие и черные знамёна. И если от синих и чёрных можно спрятаться, то от алых — никогда! Они взвились в небо выше всех, и видят дальше остальных.

Но пока их нет рядом, их не видно, поэтому всё хорошо.

Перед лицом кружатся золотые бабочки. Нет, это крошечные птахи, их перья отливают розовым. Жаль, их нельзя взять с собой. Под землёй не место птицам.

Под землёй?!

— Финдарато, вылезай!

Кто это кричит?

Почему небесная лазурь подёрнулась чёрной мглой?

— Финдарато!!! Проснись! Тебя сестра обыскалась!

— Элеммирэ? Я что, спал?

Приподнявшись на локте, принц Третьего Дома посмотрел на девушку-менестреля и удивился, как тьма изменила её: золотые пушистые волосы прилегли и посерели, синие глаза приобрели фиолетовый оттенок, кожа блестела, словно чернёное серебро.

— Твой Макалаурэ был бы в восторге, если бы видел тебя сейчас, — улыбнулся Финдарато, пытаясь осознать, что вообще происходит и не подать вида, что ему страшно настолько, что ноги не слушаются. Или это из-за вина?

— Эль… — Финдарато расслабленно лег на спину, положив руки под голову, делая вид, что ему замечательно живётся. — Почему до сих пор нет света?

Девушка посмотрела на принца так, словно сейчас загрызет.

— Потому что, драгоценный мой, Древа мертвы. А ещё убит король Финвэ. И народ на грани мятежа, потому что решить, кто теперь король, не могут.

— Тогда, — Финдарато, улыбнулся дрожащими губами, — королём буду я. На колени предо мной, Элеммирэ! И поцелуй мою… моё… мой… Хм…

— Да провались ты! — разозлилась дева. — Скажу Артанис, что ты здесь и пойду искать СВОЕГО брата. Он точно в беду попал. Как обычно.

Элеммирэ скрылась во тьме.

***

Элеммиро лежал среди цветущих кустов и боялся даже дышать. Если его найдут в таком виде… Лучше просто исчезнуть. Надо пробовать освободиться самостоятельно! Но как? Руки связаны…

***

Приближающийся лес пугал так, что сердце останавливалось, а когда деревья сомкнулись за спиной, менестрель почувствовал дурноту. Перед глазами встала надвигающаяся чёрная пелена, казалось, сейчас налетят обезумевшие птицы, набросятся звери, собьют с коня, затопчут… Нолдо уже забыл, куда и зачем едет, осталась только охватившая паника.

— Что это с ним? — вполголоса спросил сам себя Морифинвэ, доставая из дорожной сумки ещё одну бутылку и срывая пробку зубами. — Ассоциации одолели? Эй, певец с помойки! На, хлебни! Не слышишь что ли?

— Похоже на то, — Нельяфинвэ подъехал к брату. — Дай лучше мне выпить. Кано уже не надо. Ему, кажется, и так хорошо.

— Он сейчас арфу потеряет! — показал пальцем на менестреля Карнистир.

Инструмент выпал из съехавшей с плеча сумки и с дребезжащим стоном рухнул в поросший лесными ягодами мох.

Макалаурэ очнулся. Соскочив с коня, он подхватил арфу и начал осматривать её.

— Выпей, Кано, — протянул ему бутылку Нельяфинвэ, но менестрель вдруг встряхнулся и отрицательно покачал головой.

— Я должен помочь отцу, а не жалеть себя, — серьёзно сказал Макалаурэ. — Вы здесь вообще не нужны. Я всё сделаю сам.

— И всё же мы будем поблизости, — пресёк Нельяфинвэ возможную гневную тираду Карнистира. — Удачи, брат.

— Нельо, ты без мозгов, — констатировал Морифинвэ, прикладываясь к бутылке. — Но тем лучше.

— Разве?

— Не сомневаюсь.

***

Музыка зазвучала издалека, но сразу со всех сторон, смыкаясь над головой сидящего на высоком берегу реки Феанаро. Он знал, кто в Амане умеет творить такие чары, и невольно улыбнулся.

Куруфинвэ не хотел, чтобы кто-либо видел его слёзы, однако сейчас почему-то обрадовался, что рядом есть тот, кого он любит.

Тихо подпевая мелодии песни, написанной для отца, Феанаро вдруг задумался, что именно хотел пробудить в нём. Угрызения совести? Чего тогда добивался? Теперь уже не знал.

Всё стало бессмысленно, ведь больше не пробудить самого Финвэ.

Обернувшись на подъезжающего сына, Феанаро улыбнулся сквозь слёзы, и то была страшная улыбка. Макалаурэ ощутил пронизывающий душу страх, но чувство было каким-то незнакомым. Обычно страх парализует, лишает разума, теперь же… Наоборот. Страх заполнял пустоту, укреплял и толкал вперёд.

Защитить!

Не позволить напугать других!

Взять страх на себя, встать на его пути!

Ему больше не будет дороги к беззащитным эльфам!

Остановим или падём, но сделаем всё, что сможем!

— Собираем всех, кто может держать меч. Кто хочет держать меч, — голос Феанаро прозвучал раскатом грома. — Если Валар слабы, нам всё равно погибать. Так пусть это будет так, чтобы о нас слагали легенды! И наши имена останутся в веках.

Пламя факелов

Глаза и сердца успели привыкнуть к тьме, но эльфы не разъезжались по домам. Говорили разное, оправдывались, но причина у всех была одна и та же.

Случившееся в крепости изгнанников постепенно обрастало невероятными подробностями, вплоть до гибели всех, кто там находился, поэтому рядом с Валар эльфы чувствовали себя спокойнее.

Собрав, наконец, семью вместе усилиями Артанис,