class="empty-line"/>

/7 октября 412 года нашей эры, Готическая республика, г. Рим/

— А вот и он! — радостно воскликнул Зевта.

Эйрих вошёл в свой собственный дом на Палатинском холме, где было очень многолюдно. Примерно пара сотен людей, лишь четверть из которых является наёмными слугами, буквально наводнила его двадцатисемикомнатный дом, где раньше жил Октавиан Август. Казалось, в каждом помещении сейчас находились люди, и каждый из них считал своим долгом долго и громко поздравлять Эйриха.

Род Скаров, из коих происходит невеста, уже получил земли в Сицилии, близ Агригента, поэтому в Рим Вигилинда ехала уже оттуда. Эйрих её ещё в глаза не видел, лишь слышал, что она «очень умная и у неё доброе сердце». В принципе, ему было плевать, пусть будет некрасивой — свой долг он будет исполнять исправно, потому что результатом хорошего брака должны быть дети. В конце концов, никто не сможет запретить ему взять ещё пару-тройку жён. Не двадцать шесть, как в прошлой жизни, такое будет очень странным, но шесть-семь допустимо. Больше жён — больше детей. А дети — это продолжатели дела отца, если правильно воспитать их. Стратегически выгодно иметь больше жён, чтобы они дали больше детей.

— Здравствуйте, будущие родичи, — улыбнулся Эйрих всем присутствующим в его кабинете.

Отец уже устроил тут маленький обеденный зал, потому что на рабочем столе стояло шесть подносов с яствами и десяток бутылей с фалернским из эйриховых запасов. Неприятно, что он нашёл его тайник в шкафу, но это отец — грешно выговаривать.

— Эйрих, познакомься, это Алдуин, отец невесты! — представил Зевта крепкого черноволосого мужа, одетого на римский манер.

— Долгих лет тебе, — подошёл Эйрих к будущему тестю и обнял его.

— И тебе долгих лет, — ответил тот. — Ты впечатлил меня выкупом за мою дочь. Я слышал, что ты богат, но настолько…

Эйрих отправил в Сицилию табун из пятидесяти нисейских лошадей. Стоимость их очень высока, но Эйрих пошёл на такую щедрую жертву. Готы, его стараниями, старательно разводят эту породу, тщательно отслеживая генеалогию, по наставлениям Эйриха, который, если в чём-то и разбирается, то это в конях. То есть пятьдесят нисейских коней не станут невосполнимой потерей, поэтому бог с ними.

— Это просто твой отец не рассказал, что я передал ему, — усмехнулся Эйрих.

Гарибальд получил комплект пластинчатых доспехов, посеребрённый римский шлем, илд и саблю из индского булата, а также целый пятнадцатикомнатный городской дом в Агригенте, до этого принадлежавший казне. Всё это пришлось выкупать у разных людей, но деньги у Эйриха есть, ведь личные средства на легионы он больше не тратил — Сенат финансирует войско в полной мере. И в такой ситуации оказалось, что он начал накапливать деньги с жалования и торговых доходов…

— Он рассказал, — улыбнулся Алдуин. — Но для меня эти кони являются ценнейшим даром, ведь я развожу нашу лангобардскую породу и мне как раз нужна новая кровь для развития породы… Как ты узнал?

— Слухи ходили, — пожал Эйрих плечами.

— Ну, меня ты этим выкупом купил с потрохами, как и моего отца, — вновь обнял он Эйриха. — Ты полностью соответствуешь своему прозвищу, Эйрих!

— Выпьем⁈ — вступил в беседу Зевта.

Эйрих ещё недолго побеседовал с будущим тестем, затем его провели к будущей тёще, Луитгард, которая разбита параличом по пояс, поэтому не может ходить. Говорят, что упала с лошади и получила копытом по спине — с тех пор и не ходит.

О многом с ней поговорить не удалось, потому что она сидела с Тиудигото, поэтому Эйрих отбыл положенное формальностями время с ней, выслушал пожелания, пожелал ей многого в ответ и оставил её беседовать с матерью.

В доме Эйриха они пребывали до полудня, после чего пошли в базилику Святого Петра, где должно пройти венчание по арианскому обряду. Религиозным римлянам такое могло не понравиться, потому что базилика никейская и арианские обряды там проводить не очень хорошо, но положение Эйриха и важность союза, возникающего в ходе этой женитьбы, обязывали проводить свадьбу со всей помпой и роскошной пышностью. Для успокоения недовольных, за счёт Эйриха, были выкачены бочки вина, роздан хлеб, а также проведены гонки с призовым фондом в пять тысяч солидов. Скромненько, но Эйрих и не собирался баловать римский народ…

—… согласна ли ты следовать за мужем в горе и в радости, в благополучии и в беде, в… — озвучивал ритуальные формулы отец Григорий.

— Да, — уверенно ответила девушка под непроницаемой фатой.

— согласен ли ты быть с женой в горе и в радости, в благополучии и в беде, в… — обратился отец Григорий к Эйриху.

— Да, — ответил он решительно.

Совсем страшной она быть не может, мать, видевшая невесту, говорила, что «она нормальная и не морочь мне голову», а больше-то и спросить было не у кого. В прошлой жизни ему было намного легче: женщину видно сразу, понравилась — договорился, выплатил калым, после чего, собственно, всё.

В полностью закрытом состоянии, как женщины некоторых мусульман, Вигилинда поучаствовала во всех религиозных обрядах, кланялась принимающим родителям, кланялась родителям отпускающим, проходила по персидскому ковру, держалась за руку Эйриха, который в душе не подозревал, кого именно берёт в жёны, не проронив и слова.

После церкви и домашних обрядов, начался пир. В городе уже давно пьянствовали и веселились, потому что все ритуалы для горожан ограничились выкатыванием бочек с вином и раздачей хлеба, а также произнесением речи о том, в честь чего всё это происходит.

В доме Августа, в самом большом триклинии, разместили нормальный длинный стол, установили длинные лавки, постелили белоснежную скатерть, после чего забили всё свободное пространство яствами.

Сразу есть никто не начал, потому что первым делом было ритуальное братание мужей обеих родов, проводимое с помощью одной гигантской чарки для браги, а затем ритуал поднятия фаты.

Эйрих морально приготовился к любому исходу.

— Давай-давай, не задерживай, мать! — раздражённо потребовал Зевта, когда увидел, что Тиудигото чего-то медлит.

— Да сейчас! — отмахнулась мать, после чего медленно подняла фату.

А под фатой обнаружилась черноволосая и кареглазая девушка обычной внешности, о которой нельзя сказать, что она уродина, потому что это будет неправдой. Эйрих бы даже сказал, что она симпатичная. Но долго рассматривать её времени не было, потому что начался главный этап.

Пир шёл, поначалу, несколько скованно, потому что две стороны друг друга практически не знали, непонятно, что от кого ждать, поэтому все ели аккуратно и сдержанно. Но когда пришёл черёд третьего тоста, подвыпившие люди сбросили оковы и поднялся шум.

Эйрих сидел во главе стола и косым взглядом посматривал на теперь уже полностью состоявшуюся новую жену, не забывая пить и закусывать. Альбоина сидела слева от него, причём по ней было видно, что она не особо рада этому празднику.

Вигилинда, при более внимательном рассмотрении, оказалась даже более симпатичной, хотя на такую оценку мог повлиять почти полный кувшин вина, выпитый им за последние два часа.

— Тост! — встал отец.

Его шатало, потому что он не привык отказываться от предлагаемой выпивки, но взгляд его был удивительно осмысленным.

— Да-а-авай!!! — подбодрил его сильно пьяный Лиутпранд.

— Скажи слово, вождь!!! — донеслось со стороны избранной дружины.

— Если бы кто-то сказал мне раньше, что первым моим сыном, что возьмёт себе жену, окажется Эйрих, я бы рассмеялся! — заговорил Зевта, твёрдой рукой держа рог с брагой. — Но Видимир и Валамир что-то не торопятся, поэтому дело пришлось брать в свои руки моему младшенькому! Впрочем, как и всегда, ха-ха!

Братья, сидящие по правую руку от Эйриха, опустили взгляды. Эйрих знал, что у Валамира есть какая-то женщина из римлянок, с которой он познакомился на форуме в Вероне, но о браке, пока что, речи не идёт. Видимир же вступил в IV-й готический легион «Фриуза», (6) поэтому ему сейчас не до женитьбы. Его отпустили на свадьбу Эйриха в качестве исключения, с запретом напиваться и задерживаться после темноты.

— Желаю молодожёнам… — продолжил Зевта.

Тост содержал благие пожелания, выражал озабоченность перспективным количеством детей, а также побуждал Эйриха не забывать о семье, заботиться о близких и так далее.

Дальше были десятки других тостов. Все желали примерно того же, но с каждой минутой речь людей становилась всё менее и менее внятной, потому что все пили, пил