– Я не умею ловить рыбу. То есть я не знаю, как насадить червяка на крючок, как забрасывать удочку, ничего такого.

Отец молча смотрит на меня, слегка хмурясь.

– Было бы здорово, если бы мы порыбачили, – продолжаю я. – Знаешь, например, в том пруду позади школы.

Конечно, это чистая глупость. Мне было шесть месяцев, когда отец ушел от нас. Я едва научился сидеть, что уж там говорить про удочки.

Отец опускает голову и отвечает:

– Меня тошнит в лодках. Даже на плавучем причале. Всегда так было.

После этого мы больше не разговариваем.

Однажды я ходил к доктору Мун. Мама решила, это хорошая идея – поговорить с психиатром о чувствах, которые я могу испытывать, учитывая тот факт, что мой брат засасывал в себя все время и всю энергию в нашем доме, как огромный кармический пылесос. Не могу сказать, что хорошо запомнил эту тетку, за исключением того, что она пахла благовониями и разрешила мне снять обувь, так как самой ей лучше думалось босиком и, может быть, мне тоже будет.

С другой стороны, я до сих пор помню, о чем мы говорили. Она сказала: иногда это трудно – быть младшим братом, когда тебе приходится делать то, чем обычно занимался бы старший. Она сказала: иногда это может раздражать и даже злить Джейкоба и от этого он может вести себя совсем по-детски. Тут я бы сравнил ее с психологическим прогнозом погоды: она могла с достаточной долей вероятности предсказать, что произойдет, но была совершенно не способна подготовить меня к грядущей буре.

На месте свидетеля доктор Мун выглядит не так, как в своем кабинете. Например, она одета в деловой костюм, а ее непослушные длинные волосы приручены и свернуты в узел. Да, и на ногах у нее туфли.

– Сперва Джейкобу поставили диагноз «общее расстройство аутистического спектра». Затем мы изменили диагноз на «общее нарушение развития». И только в шестом классе мы уточнили его и исправили на «синдром Аспергера», основываясь на том, что он был не способен интерпретировать социальные ключи и общаться со сверстниками, несмотря на высокий уровень интеллекта и развитую речь. Для детей возраста Джейкоба, такова обычная последовательность диагнозов. Это не означает, что синдром Аспергера был у него не всегда – он был, – просто мы не владели правильным языком, чтобы обозначить его.

– Вы можете дать определение синдрома Аспергера для людей, которые с ним не знакомы, доктор? – спрашивает Оливер.

– Это нарушение развития, которое влияет на то, как мозг обрабатывает информацию. Считается, что оно выпадает на верхнюю часть аутистического спектра. Люди с синдромом Аспергера зачастую очень умны и компетентны – этим они отличаются от глубоких аутистов, которые вообще не способны к общению, – но у них наличествуют серьезные нарушения способности к социальному взаимодействию.

– То есть человек с синдромом Аспергера может быть умен?

– Человек с синдромом Аспергера может иметь интеллект гения. Но когда дело доходит до умения вести легкую беседу, он окажется совершенно к этому не способен. Его нужно обучать социальному взаимодействию, как иностранному языку, так же как меня или вас нужно учить языку фарси.

– Адвокатам бывает трудно заводить друзей, – говорит Оливер, чем вызывает смешки среди присяжных. – Значит ли это, что у нас всех синдром Аспергера?

– Нет, – отвечает доктор Мун. – Человек с синдромом Аспергера отчаянно стремится быть частью общества, но он просто не понимает особенностей социального поведения, которые остальные люди улавливают интуитивно. Он не сможет прочесть значение жестов или выражения лица человека, с которым разговаривает, и оценить его настроение. Он не понимает смысла таких невербальных ключей, как, например, зевание собеседника, когда оно обозначает скуку. Он не способен понять чувства и мысли другого человека; эмпатия такого рода несвойственна ему. Он воистину является центром собственной вселенной и реагирует на события, исходя из этого основного принципа. Например, у меня был пациент, который поймал свою сестру на краже в магазине и выдал ее хозяевам не потому, что считал своей моральной обязанностью сообщить о преступлении сестры, а потому, что не хотел прослыть парнем, сестра которого привлекалась к суду. Все поступки ребенок с синдромом Аспергера совершает, исходя из того, как это отразится на нем, а не на ком-то другом.

– Есть еще какие-нибудь отличительные признаки у этого расстройства?

– Да. У человека с синдромом Аспергера могут быть трудности с определением приоритетов при выполнении правил и заданий. Он склонен фокусироваться на деталях вместо общей картины и часто месяцами или даже годами до одержимости увлечен какой-нибудь одной темой и может говорить о ней часами, даже если она очень сложная. По этой причине такое расстройство иногда называют синдромом маленького профессора. Дети с синдромом Аспергера говорят так по-взрослому, что часто лучше ладят с друзьями своих родителей, чем со своими сверстниками.

– Джейкоб тоже был так сильно сфокусирован на какой-то одной теме?

– О да. Он сменил несколько за годы жизни: собаки, динозавры и самая последняя – криминалистика.

– Что еще мы можем заметить в человеке с синдромом Аспергера?

– Он рабски придерживается правил и распорядков. Он болезненно честен. Ему неприятно вступать в зрительный контакт. Он может быть гиперчувствителен к свету, звукам, прикосновениям или вкусам. К примеру, прямо сейчас Джейкоб, вероятно, изо всех сил старается блокировать гудение люминесцентных ламп в этом зале, которое мы с вами едва ли замечаем. Ребенок с синдромом Аспергера выглядит невероятно сообразительным, пусть и слегка неловким, но в любой момент, если нарушается привычный ход вещей, у него может произойти нервный срыв, который будет продолжаться от десяти минут до нескольких часов.

– Как вспышка гнева у малыша?

– Именно. Только это гораздо сильнее выматывает, когда ребенку восемнадцать лет и он весит сто восемьдесят фунтов.

Я чувствую, что отец смотрит на меня, поэтому поворачиваю голову к нему.

– Это часто случается? – шепчет он. – Такие вспышки гнева?

– К ним привыкаешь, – говорю я, хотя не уверен в правдивости своих слов.

На самом деле ураган тебе не остановить, но ты можешь научиться не стоять у него на пути.

– В настоящее время лечения от аутизма не существует, – продолжает психиатр. – Его нельзя перерасти, это состояние остается у человека навсегда.

– Доктор Мурано, какие из описанных вами сейчас симптомов проявлялись у Джейкоба в течение жизни?

– Все, – отвечает она.

– Даже теперь, в восемнадцать лет?

– Джейкоб стал гораздо лучше справляться с ударами, которыми являются для него изменения планов. Хотя это все равно его расстраивает, но у него есть особые приемы, которые он применяет. Вместо того чтобы кричать, как он делал в четыре года, он начинает повторять песню или строчки из фильмов.