Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Джейкоб объяснил вам, почему он не понял, что учитель сердится?
– Да. Он сказал, что злое лицо мистера Хаббарда выглядит очень похоже на радостные лица других людей.
– А это так?
Миссис Гренвиль выпячивает губы:
– Я заметила, что мистер Хаббард имеет привычку усмехаться, когда его что-то раздражает.
– А вы, случайно, не знаете, корректно ли соединять в пару аденин с аденином?
– Как выяснилось, Джейкоб был прав.
Я оглядываюсь на стол защиты. Джейкоб улыбается от уха до уха.
– Были ли другие инциденты, когда вам приходилось помогать Джейкобу?
– В прошлом году у него вышла неприятная история с одной девушкой. Она была очень расстроена низкой оценкой и каким-то образом передала Джейкобу, что если он действительно хочет быть ее другом, то пусть пошлет учителя математики… – Миссис Гренвиль опускает взгляд на колени. – Совокупляться с самим собой. Джейкоба за это оставили в школе после уроков, а позже он поругался с той девушкой и схватил ее за горло.
– Что случилось потом?
– Кто-то из учителей увидел это и оттащил его от девушки. Джейкоба отстранили от занятий на две недели. Его выгнали бы из школы, если бы не ИУП и не понимание, что его спровоцировали.
– Какие шаги вы предприняли, чтобы изменить поведение Джейкоба в школе?
– Он посещал занятия по социальным навыкам, но мы с Эммой Хант обсудили этот вопрос и решили, что лучше нанять ему вместо этого частного педагога. Мы подумали, что для него лучше прорабатывать специфические ситуации, которые его расстраивают, чтобы он мог справляться с ними более конструктивно.
– Вы нашли такого специалиста?
– Да. Я обратилась в университет, и они повесили объявление в учебном отделе. – Миссис Гренвиль смотрит на присяжных. – Джесс Огилви первая откликнулась на запрос.
– Джейкоб занимался с ней?
– Да, с прошлой осени.
– Миссис Гренвиль, с тех пор как Джейкоб начал заниматься с Джесс Огилви, случалось ли, чтобы он выходил из себя?
Она качает головой:
– Ни разу.
– Свидетель ваш, – обращаюсь я к Хелен.
Прокурор встает:
– Мистер Хаббард, учитель биологии, он разозлился на Джейкоба, а Джейкоб этого не понял?
– Да.
– Вы сказали бы, что это трудно Джейкобу – понимать, когда кто-нибудь на него злится?
– Насколько я знаю, что такое синдром Аспергера, да.
– Во втором описанном вами инциденте Джейкоб обругал учителя, а потом напал на девушку, которая подбила его на это, верно?
– Да.
– До того Джейкобу говорили, что нельзя использовать физическую силу для решения проблем?
– Конечно, – отвечает миссис Гренвиль. – Ему известны школьные правила.
– Но он нарушил одно из них? – спрашивает Хелен.
– Нарушил.
– Несмотря на то, что, по вашему свидетельству, следование правилам очень важно для Джейкоба?
– Несмотря на это, – отвечает миссис Гренвиль.
– Он как-то объяснил вам, почему нарушил это правило?
Свидетельница медленно качает головой:
– Он сказал, что просто сорвался.
Хелен обдумывает ее слова.
– Вы также говорили, миссис Гренвиль, что с момента, когда Джейкоб начал индивидуальные занятия с Джесс Огилви, он больше не допускал срывов в школе.
– Это так.
– Очевидно, он копил эмоции до времени после школы, – говорит Хелен. – Вопросов больше нет.
Заседание в этот день закончилось рано, потому что судье Каттингсу нужно было уйти на прием к врачу. Зал постепенно пустеет, а я тем временем собираю в портфель свои бумаги.
– Вот что, – говорю я Эмме, – мне хотелось бы заехать к вам и обсудить ваши показания.
Краем глаза я вижу, что к нам приближаются Тэо и Генри.
– Мне кажется, мы уже все обсудили, – громко говорит Эмма.
– Обсудили. – Но будь я проклят, если отправлюсь в свой офис, пока Генри живет под ее крышей! – Никогда нельзя быть готовым больше, чем нужно, – отвечаю я ей. – У нас две машины. Зачем вам всем забиваться в одну? Кто-нибудь хочет поехать со мной? – Я смотрю на Эмму.
– Отличная идея, – говорит она. – Джейкоб, поедешь?
Так и получается, что я еду следом за арендованной машиной Генри, а рядом со мной на месте пассажира сидит Джейкоб, причем только после небольшой акции протеста, так как он предпочитает ездить на заднем сиденье, а в моей машине такового нет. Джейкоб возится с радио, на нем лишь станции в АМ-диапазоне, мой старичок – старозаветное создание.
– Вы знаете, почему АМ-станции лучше ловятся ночью? – спрашивает Джейкоб. – Потому что ионосфера отражает радиосигнал лучше, когда Солнце не облучает верхние слои атмосферы.
– Спасибо, – говорю я. – Я бы сегодня не мог уснуть, если бы не узнал этого.
Джейкоб смотрит на меня:
– Правда?
– Нет, я шучу.
Он складывает на груди руки:
– Вы слышали себя сегодня в суде? Я «не улавливаю» сарказма. Я совершенно зациклен на себе. И в любой момент я запросто могу обезуметь.
– Ты не сумасшедший, – отвечаю я. – Я просто пытаюсь показать присяжным, что с точки зрения закона ты невменяемый.
У Джейкоба опускаются плечи.
– Я не большой поклонник ярлыков.
– Что ты имеешь в виду?
– Когда мне только поставили диагноз, мама испытала облегчение, ей казалось, это как-то поможет. Я о том, что учителя не смотрят на детей, которые читают гораздо лучше, чем, по идее, должны, или решают в третьем классе сложные математические уравнения, с мыслью, что им нужна какая-то особая помощь, даже если одноклассники их непрерывно дразнят. Диагноз помог мне получить индивидуальный план, что здорово, но он изменил мою жизнь и к худшему. – Джейкоб пожимает плечами. – Наверно, я думал, что буду как одна девочка из моего класса, у которой винное пятно на пол-лица. К ней регулярно подходят и спрашивают про него; она отвечает, мол, это родимое пятно и оно не болит. Конец истории. Никто не интересуется, нельзя ли подхватить его, как вирус, и не отказывается играть с ней из-за этого. Но скажи кому-нибудь, что ты аутист, и в половине случаев с тобой начнут разговаривать громче, как с глухим. Так вот, те качества, за которые меня раньше хвалили, – например, ум или превосходная память – вдруг стали делать меня еще более странным. – Он некоторое время молчит, а потом поворачивается ко мне. – Я не аутистичный. У меня аутизм. А еще каштановые волосы и плоскостопие. И мне непонятно, почему при этом я всегда ребенок с синдромом Аспергера.