Назавтра к нам в гости заглянули Ба с Маней и принесли подарки из Новороссийска. Мне достался красивый нежно-голубой сарафан в белую ромашку и желтые лаковые босоножки, Каринке – набор масляных красок «Нева» и летний комбинезон с олимпийским мишкой на груди. Гаянэ получила надувной мяч и розовое платьице, а Сонечке Ба вручила пакетик с карамельками, красивую курточку и…

– Тадаммм! – торжественно возвестила она и жестом фокусника вытащила из пакета маленький, величиной в чайный стакан, пузатый деревянный бочонок. На боку бочонка красовалась этикетка с надписью: «Липовый мед».

– Кто у нас просил бочонок меда? – ворковала Ба. – Я весь Новороссийск обошла, чтобы найти тебе то, что ты просила.

Сонечка глянула на бочонок и обиженно засопела:

– А иде бануцка шкушонки и ёсидь?

– Надя! – всколыхнулась Ба. – Что за беспардонное отношение? Я весь Новороссийск обошла…

– Тетя Роза, – вздохнула мама, – это не ребенок, а сущее наказание. Пока вы бегали по Новороссийску в поисках баночки меда, она посмотрела по телевизору другой мультик и запомнила два новых слова – сгущенку и лошадь. И всю плешь нам проела очередными своими фетишами. Знаете, что? Забирайте обратно бочонок с медом, раз Сонечка такая невоспитанная девочка, не надо ей ничего дарить! – И мама скорбно сложила руки на груди и покачала головой.

– А и верно, я лучше сама съем мед! – подыграла маме Ба, повела перед Сонечкином носом подарком и демонстративно убрала его в пакет.

– А и вейно, – пожала плечом Сонечка, – я хацу бануцку шкушонки и ёсидь! Ницево бойсе не хацу, ни-це-во!

Ба окинула мятежный метр Сонечкиного роста немигающим взглядом, пожевала губами и уставилась на маму:

– Надя, у этого ребенка характер похлеще моего. Она еще покажет нам, где раки зимуют!

И, пока мама дипломатично уверяла, что характер у Ба просто золото, а Каринка с Гаянэ переодевались в детской в обновки, я под чутким руководством Мани примеряла босоножки. Босоножки были очень красивые – ярко-желтые, лаково-блестящие, и на манер греческих сандалий застегивались на щиколотках.

– Ба, они мне даже велики. На целый размер!

– Деточка, не хотелось бы такое говорить, при твоих-то реалиях, но я их на вырост взяла. На всякий слу…

Ба не успела договорить, потому что из детской раздался такой грохот, словно уронили целую тонну чего-то железобетонного.

– Господи, – схватилась мама за сердце и ринулась на грохот. Следом полетели мы.

В комнате нас поджидала картина маслом: Гаянэ испуганно выглядывала из-за штор, а красная, как вареный рак, Каринка выползала из-под оторванной дверцы шкафа.

– И ничего она не намертво! – пропыхтела она. – Мам, этот мастер – настоящий жулик! Он вас обманул. Я и повисеть-то толком не успела, просто разочек качнулась, и вот. Все шурупы вылетели, и дверь рухнула прямо на меня. Разве так чинят? – и Каринка рассерженно пнула дверцу ногой.

Опустим занавес, чтобы не травмировать вашу неокрепшую весенним авитаминозом психику леденящими душу сценами.

Ешьте свежие овощи и фрукты, друзья мои. Укрепляйте иммунитет. Мы вернулись!

При всем своем безразличном отношении к косметике Ба имела неплохой запас на все случаи жизни. Посудите сами: три помады – одна розовая, одна коричневая и одна светленькая со смешным названием беж, далее тональный крем с балериной на тюбике, пудреница с пышной пуховкой, карандаш для подводки глаз, карандаш для подводки бровей и тушь в специальной коробочке с пластиковой беленькой кисточкой. Весь этот арсенал Ба хранила в круглой расшитой золотой нитью косметичке. За эту косметичку мы с Манькой готовы были душу продать. Удавиться. Пойти на любые жертвы, в том числе съесть целую кастрюлю тушеных овощей. Отказаться от конфет навсегда. Ладно, на полгода. Ладно, вру, на неделю, что, согласитесь, тоже немало.

Впрочем, зря я перечисляю подвиги, на которые мы с подругой готовы были пойти, чтобы заполучить эту чудесную расшитую золотым узором косметичку. Ибо она нам не светила при любом раскладе. Особенно после того, как Манька испортила новую коричневую помаду Ба. Ну об этом я вам уже рассказывала. Ба тогда таааак рассердилась, что сначала маленько покалечила внучку, а потом перепрятала косметичку не пойми где. Мы с Манькой методично обшарили все углы и закоулки в доме, но так ничего и не нашли.

Редко-редко, когда Ба красилась, ну, там, когда гости важные приходили или надо было съездить в Кировабад, навестить родственников и своим цветущим видом насолить жене двоюродного брата тете Зине, так вот, когда Ба красилась, мы вертелись окрест в надежде высмотреть, куда потом она прячет косметичку. Но тщетно. Ба всегда улучала момент и перепрятывала ее с концами. Она вообще была чемпионкой мира по перепрятыванию косметики, что уж там говорить.

Даже питательными кремами Ба пользовалась раз в сто лет. Ладно, не раз в сто лет, но редко. Если только напарится в ванной до изнеможения. Тогда намазюкается «Балетом» с ног до головы, затянет кудрявые от влаги волосы в смешной хвостик и давай чаи гонять. В хорошем расположении духа она могла выпить целый чайник чая. Если же у Ба случалось плохое расположение духа – ну, мы, там, набедокурили, или дядя Миша чего-то учинил, или кто на нее косо посмотрел и ушел с места происшествия живым, – то тогда чаепитие растягивалось до глубокой ночи. Ба наливала одну чашку кипятка за другой и, гневно перекатывая во рту кусочек сахара, жаловалась, например, маме, или в распахнутое кухонное окно – соседке Вале, которая выгуливала у себя во дворе маленького внука Петроса.

Сегодняшний день, как вы понимаете, исключением не стал.

– Валя, это не жизнь, а сплошная му́ка, – трубила Ба в тщательно занавешенное марлей (мухи!) кухонное окно. – С утра до позднего вечера я как белка в колесе. То приготовь, то уберись (громкий глоток), то посуду вымой, то пол протри. То за этими (два звонких подзатыльника, «Бааааа, ну что ты опять дерешься!») охламонками проследи. А если (громкий глоток) к ним еще третья охламонка присоединяется, то это же вообще прям ложись и помирай!

– Не говори, Роза! – волновалась с той стороны забора тетя Валя. Чтобы увидеть в надежно зашторенном кухонном окне силуэт Ба, мелкогабаритной тете Вале приходилось вставать на цыпочки. Вот так, стоя на цыпочках и тряся перед носом осоловелого Петросика звонкой погремушкой, тетя Валя и поддерживала беседу.

– А Миша? – продолжала Ба. – Рожала сына для чего?

– Для чего? – эхом отозвались мы с Манькой.

– Еще один вопрос, и получите по новой, ясно? – грозно вылупилась на нас Ба.

– Ясно, – проблеяли мы.

– Что за бестолковые дети! – обернулась к тете Вале Ба. – Попросила перебрать немного гречки. Два часа перебирают, два часа! Я бы за пять минут справилась!