– А то меня тошнит, – жаловался он.

Манька молча шла рядом, о чем-то усиленно размышляла, шевелила губами и хмурилась, а потом вздохнула и потянула меня за рукав:

– Нарк, знаешь, чего я не пойму?

– Чего?

– А какие у нас военные тайны?

– То есть?

– Ну вот Гарегин Сергеевич сказал, ребят взяли в плен, чтобы выпытать у них военные тайны. А какие у нас военные тайны? Что у нас-то выпытывать?

Я крепко задумалась. Военных тайн у нас действительно не было. Совсем никаких. Можно было, конечно, считать военной тайной то, что мы воровали яблоки в саду. Но это разве военная тайна? Или то, как однажды, после трехдневных дождей, когда мы собирали гальку, доселе мирная речка издала какой-то ужасный рык, резко потемнела, вспучилась огромными волнами и потекла вперед широкой быстрой волной, подминая под себя берега. Мы тогда еле успели отскочить, прижались к забору, убежали в лагерь и несколько дней боялись без взрослых выходить к берегу. Но и это было не то. Я уже хотела согласиться, что пытать нас не за что, но тут вспомнила о девочке Этери, которая мало того, что научила нас выговаривать без акцента грузинское «макоце тракши» (поцелуй меня в задницу), но и совершенно не боялась щекотки. Мы ее щекотали в пятки и в бока, а она глядела каменным истуканом и даже не улыбалась.

– Мань, – шепнула я, – Этери запросто могла бы стать нашей военной тайной. Она единственная девочка в лагере, да и, наверное, в мире, которая не боится щекотки.

– А и верно, – обрадовалась Манька.

– Э-те-ри, – шепотом позвали мы, – как ты себя чувствуешь?

– Шикарно чувствую, – воинственно шмыгнула носом Этери. – Уж мы зададим этим врагам жару!

– Не боишься щекотки? – Мы по очереди ткнули ее пальцем в бок.

– Ваще не боюсь, – сделала лицо кирпичом Этери.

– Молодец! Макоце тракши!

– Пачес ворс! – мигом отозвалась на армянском Этери. Культурный обмен между представителями разных союзных республик прямо-таки бил ключом.

Я уже хотела обрадовать Этери известием, что она будет нашей военной тайной, но тут Гарегин Сергеевич предупреждающе поднял руку:

– Стоять!

Мы встали как вкопанные.

– Не двигаемся! – скомандовал Гарегин Сергеевич и указал на высокое раскидистое дерево. – Видите, какое в этом дубе большое дупло? Готов поспорить на что угодно, что там для нас какая-то важная информация! Кто полезет доставать ее?

Так как взобраться на дерево вызвались все сорок бойцов, Гарегину Сергеевичу ничего не оставалось, как закрыть глаза и ткнуть в первую попавшуюся макушку пальцем. И обладатель счастливой макушки, мальчик по имени Ашотик, взял штурмом дупло под завистливые взгляды остальных обладателей не столь счастливых макушек.

Интуиция не подвела Гарегина Сергеевича. Ашотик через минуту ссыпался вниз, прижимая к груди большую жестяную банку. В банке лежал сложенный вчетверо лист бумаги. Мы чуть не извелись от ожидания, пока разворачивали информацию. А потом дружно покрылись мурашками при виде подсказки, которую нам оставили наши пленные товарищи. По небольшому плакату извивалась долгая дорога, которая одним концом упиралась в дуб, а другим – в макушку холма. Вдоль дороги пестрели подробные указания – сто шагов прямо, триста шагов на север, обогнуть слева утес, перейти реку по мостику. В макушку холма, красовавшегося на том конце плаката, упиралась стрелка, над которой была надпись печатными буквами: «Если хотите спасти нам жЫзнь, то к 1 ноль-ноль вы должны быть здесь. Опоздание смерти подобно!»

– Балбесы, нет чтобы без грамматических ошибок написать, – нахмурился Гарегин Сергеевич. – Пионеры! – развернул он над головой плакат. – Внимание! В моих руках подробный план. Я пойду первым, буду отсчитывать шаги. Вы идете следом, нога в ногу, шаг в шаг. Кругом много опасностей, враг мог заминировать дорогу! Любая ошибка может привести к трагедии. Всем ясно?

– Да! – прогрохотали мы.

– А теперь напомните мне, «жи-ши» пишется через…?

– «И»!

– Молодцы!

И мы, подстегнутые похвалой Гарегина Сергеевича, битый час петляли гуськом, отсчитывали шаги, по покрытой мхом стороне деревьев безошибочно определяли север, форсировали реку через мост и огибали совершенно безвредный, на первый взгляд, двухметровый утес.

– Осторожно, – инструктировали нас вожатые, – на этом утесе периодически случаются страшные камнепады!

– Ооооо, – трепетали мы и, втянув головы в плечи и затаив дыхание, пробирались по подножию утеса.

До опасной макушки холма было рукой подать. Обстановка накалялась, мы шли все медленнее и медленнее. Не так чтобы сильно боялись, но на всякий случай тряслись, как осенние листья на ветру. Можно даже сказать – зуб на зуб не попадал от страха. Но чтобы боялись – такого не было.

Вдруг Гарегин Сергеевич пригнулся и показал рукой, чтобы все присели.

Мы свалили в крапивные заросли носилки с Эдиком, подползли к нашему предводителю и обступили его со всех сторон.

– Они там! – зашептал Гарегин Сергеевич. – Двадцать вооруженных до зубов автоматчиков!

– Откуда вы это знаете? – заволновались мы.

– По следам вычислил, – не дрогнул команданте.

– Оооо!

– Оружия у нас нет, взять их голыми руками мы не можем, – не унимался Гарегин Сергеевич.

– У меня рогатка! – вызвалась Каринка.

– Да погоди ты со своей рогаткой, тут надо хитростью брать, силой мы их не одолеем. Есть какие-нибудь соображения?

Все с готовностью сделали умные лица.

– Поджечь лес вокруг, – предложила Каринка.

– Тогда наши ребята погибнут вместе с ними!

– Взорвать верхушку холма!

– Деточка! Надо спасать людей, а не взрывать! Да и взрывчатки у нас нет!

– Тогда напугать, – высказала мысль товарищ Маргарита.

– Вот это идея, – обрадовался Гарегин Сергеевич. – Слушайте мою команду! Я пробираюсь на ту сторону макушки и подаю условный знак.

– Какой знак?

– Ухну совой. Как только вы услышите меня, тут же поднимете большой шум. Начнете громко топать, орать и скулить. Враг деморализуется и побежит в противоположную от шума сторону. А вы тем временем освободите наших пленных товарищей. Командовать вами будет товарищ Маргарита.

– Есть! – отозвалась наша вожатая.

– Всем все ясно? – выпучился Гарегин Сергеевич.

– А если вас убьют? – заволновались мы.

– Никто меня не убьет, я надежно спрячусь в кустах.

И Гарегин Сергеевич, немилосердно жестикулируя желваками, рухнул в кусты и через секунду пропал из виду. Минут десять мы напряженно вслушивались в тишину. Комары ели нас поедом, но мы боялись даже пошевелиться, чтобы не пропустить условный знак.