Пелл был доволен своим назначением. Хотя дипломатическая миссия в Португалии числилась второсортной в табели о рангах Госдепа, он блестяще справлялся со своей работой. Он посылал своему другу Рузвельту бесчисленное множество отчетов, в которых описывал победное шествие фашизма. Он не заботился о том, чтобы регулярно докладывать государственному секретарю Халлу, но излагал все свои дурные предчувствия и прогнозы в личных письмах к президенту. Рузвельт очень ценил и поощрял его. «То, что вы мне сообщаете из Лиссабона, для меня важнее, чем вы думаете», – писал Рузвельт в одном из писем «дорогому Берти» 30 октября 1940 году. «Я, конечно, знаю, что вы осознаете необходимость вашей работы на этом посту, поскольку в этих трудных обстоятельствах являетесь нашим лучшим обозревателем обстановки, существующей в Европе».

В 1941 году Рузвельт переместил Пелла в Венгрию. Будапешт был прекрасной, веселой и весьма коррумпированной столицей государства, из которого Гитлер направлял свои интриги на Балканах. Пелл понимал, что его пребывание в Будапеште будет кратковременным, и поэтому не стал арендовать помещение для своей резиденции, а снял апартаменты в знаменитом отеле «Ритц» на набережной Дуная. Его обслуживал технический персонал гостиницы, а жена наняла личную горничную, Илонку Сабо, в обязанности которой входило также убирать комнаты и обслуживать гостей посланника.

Хотя Пелл прибыл в Будапешт лишь в феврале 1941 года, уже после недолгого пребывания и Будапеште у него оказалось больше друзей, чем у некоторых дипломатов, проживших там несколько лет. В своих воспоминаниях об этом периоде Пелл писал:

«Наши комнаты в «Ритце» всегда были полны цветов от венгров, ненавидевших нацистов. У нас постоянно бывали самые разные гости – от эрцгерцогов до мелких бизнесменов. На наших обедах часто бывали члены парламента и министры».

Симпатичная, живая, веселая Илонка Сабо оказалась прекрасной горничной, услужливой, но не раболепствующей. Она быстро завоевала расположение не только четы Пелл, но и всех сотрудников миссии.

Однако молодая женщина была совсем не простодушна и не безгрешна. Очень скоро она обнаружила, что Пелл держит в своем кабинете различные дела, и, оставаясь одна во время уборки, не могла удержаться от соблазна заглянуть в них. В делах хранились копии многочисленных писем Пелла Рузвельту и подлинники ответов президента. Даже не слишком разбираясь в международных событиях, она сообразила, что наткнулась на золотую жилу. Ей оставалось только найти человека, который заинтересовался бы документами.

Пока Сабо раздумывала, как поступить дальше, выход из положения ей неожиданно подсказал сам посол. В начале октября, предугадывая неизбежный разрыв венгеро-американских отношений, он приступил к просмотру своей обширной переписки и уничтожению документов, которые не считал нужным хранить. В подобных условиях дипломаты обычно сжигают свои бумаги, но в комнатах у Пелла не было камина. Он просто рвал документы, а обрывки бросал в корзину.

На следующее утро, во время очередной уборки, Сабо обнаружила корзину, наполненную клочьями разорванных бумаг, но не вынесла их вместе с другим мусором, а спрятала в своей комнате. И нужно же было случиться такому, что именно в это самое время Сабо подвернулся нужный клиент.

Многолюдные рауты популярного в городе американского посланника привлекли внимание Вильгельма Гёттля, молодого австрийца, обладателя ученой степени доктора философии и личного представителя Вальтера Шелленберга в будапештской резидентуре СД. Он послал донесение в Берлин, и Шелленберг убедил Гейдриха потребовать от министерства иностранных дел Германии предпринять необходимые шаги, чтобы охладить восторженное отношение венгров к этим американцам. Риббентроп поручил германскому посланнику в Будапеште Дитриху фон Ягову «довести вопрос до сведения МИДа Венгрии». С точки зрения дипломатического протокола подобная жалоба была необычной, но нацист Ягов все же не постеснялся направить в МИД с этим бестактным протестом одного из младших дипломатов своей миссии. Принимавший немца чиновник деликатно отклонил жалобу немца. Министерство сожалеет, не без ехидства заявил он, что венгры охотнее посещают американскую миссию, нежели германскую, но Венгрия поддерживает нормальные дипломатические отношения с США, и американский посланник аккредитован здесь на законных основаниях. Он добавил, что может лишь посоветовать своим коллегам по министерству не слишком часто пользоваться гостеприимством Пеллов.

Недовольный таким исходом дела, Гейдрих приказал Гёттлю вплотную заняться Пеллом. С этого времени американского посланника постоянно сопровождали филеры СД, а Гёттль, кроме того, завербовал Сабо и официантов из ресторана отеля, поручив им следить за гостями посланника и подслушивать их разговоры. При первой же встрече хитрая Илонка преподнесла немцу приятный сюрприз, показав кучу обрывков из кабинета посланника и пообещав поставлять их в любом количестве, если, конечно, ее старания будут должным образом вознаграждаться.

Вряд ли нужно говорить, что Гёттль сразу понял, какие возможности открываются перед немецкой разведкой по милости личной горничной миссис Пелл. Так Илонка Сабо стала нацистской шпионкой. Теперь уже никто не ждал, пока американский посланник снова порвет какие-то документы. Как только чета Пелл куда-нибудь уходила, специалист из СД помогал Сабо вскрывать шкафы посланника, затем они папку за папкой переносили документы в комнату горничной и фотографировали. Так продолжалось несколько недель, даже после того, как Германия объявила войну Соединенным Штатам и вынудила Венгрию последовать ее примеру.

В одной из папок оказалась переписка посланника с Рузвельтом – копии 15 подробных писем Пелла, включая письмо из Лиссабона, в котором Пелл благодарил президента за назначение, давал характеристику диктаторскому режиму Антониу Салазара и рекомендовал Фрэнка Нокса, обозревателя «Чикаго трибюн» в состав кабинета (рекомендация была учтена три года спустя). Был также доклад из Испании, датированный 8 января 1940 года. Пелл побывал там для проверки профранкистски настроенного американского посла и для корректировки «впечатлений», которыми этот дипломат делился с Вашингтоном. В докладе, предназначенном только для президента, Пелл подробно анализировал отношения Франко с нацистами и итальянскими фашистами. Вопреки господствовавшему тогда мнению, Пелл предсказывал, что Франко не будет участвовать в войне.

Среди других документов в папках хранились копия 5-страничного письма с откровенной характеристикой противоречивой роли, которую играл тогда в американской политической жизни полковник Чарльз Линдберг; секретные предписания Рузвельта Пеллу сделать все от него зависящее, чтобы удержать венгров от активного участия в войне против Советского Союза; хорошо аргументированные политические и экономические доклады о деятелях и событиях не только в Португалии и Венгрии, но и в Германии, Италии, Испании и Франции, а также множество разведывательных донесений политического, экономического и военного характера.

Незадолго до разрыва отношений с Соединенными Штатами венграм стало известно, что СД получила доступ к корреспонденции Пелла. Поскольку они обладали чувством меры и ненавидели немцев еще сильнее, чем любили американцев, они считали свое вынужденное объявление войны США неразумным действием в целом и личным выпадом против уважаемого всеми американского посла в частности. Не рискуя прямо сказать ему о том, что нацисты воруют его бумаги, они придумали оригинальный выход из положения. Дело в том, что венгры даже не интернировали американских дипломатов, и жители Будапешта могли видеть их на улицах, в магазинах, ресторанах, в ночных клубах. Исключение составили посланник и его жена – им министерство иностранных дел предложило не покидать отель и запретило принимать посетителей. Так венгры не только как бы удовлетворили протесты фон Ягова (продолжавшего твердить, что паломничество к американскому дипломату «создает впечатление, будто Венгрия в союзе с США воюет против Германии, а не наоборот»), но и положили конец проделкам Сабо, поскольку Пелл с женой все время оставались у себя и тем самым лишили пронырливую горничную возможности заниматься столь прибыльным для нее делом.