старого образца винтовка». — «А што ты ето умом рехнулся — етакое барахло покупать! А сколько же ты за его дал?» — «Дак вот ети известные триста рублей и дал за нее».

Мать даже не могла пошевелить своим языком. Даже и не знала, што сказать. Да как даст ему пощечину! И вот только он чуть-чуть устоял на ногах. И вот только он и сказал: «Вот, мама, чем ты меня благословила!» — «Да больше и нечем тебя благословлять! Так и владай на всю жизнь етим благословением!» Сын думает: «Ладно! Коли уж мать так сказала!..» Горько заплакал и вышел с отцовского двора.

Пошел он с етой старинной винтовкой, куда глаза глядят. Прошел он город, прошел и деревню, прошел он другую, прошел и третью. Да и думает себе: «Я ведь не по деревням шляться взял винтовку. Тогда какой же толк? А ведь надо мне запастись чем-нибудь». И вот были у его еще кой-какие деньжонки, приобрел он себе котомку, конечно; купил котелок, сухариков и повернул в лес. «Ну, уж, думает, теперь я жизнь буду проводить в лесу, не где-нибудь там, в шумном городе».

День идет, и другой идет, а третий день слышит какой-то шум и треск, визг и рев. Он не может понять, в чем дело. А все-таки думает себе: «Раз я охотник, я не должен никого бояться. Надо итти туда. Што такое там творится?»

Выходит он из лесу на песочную поляну, на етой поляне стоит страшный бой — двух могучих царей. А какие цари ето были? Один был царь зверей: звать его Лев Констинтинович. А один был змей, царь змей — Горинович. И вот они бьются, так утомительно уж. Проглядел он несколько часов на них.

Стал он реветь усиленным голосом к ним. Стал спрашивать, какая между ними вражда может быть. Два чу́довишша ети остановились. Стал объяснять ему лев: «Вот мы такие два животные. Один — царь зверей, другой — царь змеев. Поетому мы никовда не можем дружить. При любой стрече нашей, во всякое время, должны мы друг друга победить. Пока до тех пор мы будем биться, пока один одного не убьет. И вот ето все могу я вам рассказать».

Начинает Змей Горинович говорить: «А вот что, Иван-купеческий сын, который тебе покажется по сердцу: лев или я? За того ты можешь стоять. Если при нашей борьбе убьешь ты льва, то я тебя не оставлю и золотом, и серебром и драгоценными камнями, которых хватит у тебя на всю твою жизнь». — «Ну, нет — теперь лев говорит — если бы ты, Иван-купеческий сын, убил змея, я б ничего не мог так дать, а только один обручальный пе́рсень [перстень]. Хотя на вид-то уж не так завидный, но дельный». И вот опять они схватились драться. И вот давай они тут вертеться, кувыркаться во все стороны. И победа была ничья.

За все ето время Иван-купеческий сын сидел и думал: «Которо же будет ему лучше: или обладать такими несметными сокровищами змея — ну до чего же он казался ему противным, так что все сокровища ети не прельщали его нисколько. А уж лев-то, по крайней мере, хоть поглядеть то любо! Хоть он если меня не очень удовлетворит, ну сам-то он чистенький, красивый. Я думаю, он, вообще, в мире может принести менее вреда». И направил свое заржавленное ружье, и стал он целиться уловками в голову змея.

Настал его роковой момент и послышался выстрел. Как только после выстрелов змей сразу перевернулся. От которого сразу отшатнулся лев. Только поглядывает с удивлением: «Что ето будет дальше?» Ну и, в конце концов, подошел роковой момент етого змея — стал он затихать. Ну не мало повалил он лесу в етим месте своим могучим хвостом. В конце концов совсем уж утих.

Тогда сказал лев: «Ай-да Иван! Вот-дак, Иван-купеческий сын! Все ж-таки я должно-быть понравился вам лучше по сердцу». — «Ну, што — говорит Иван-купеческий сын — может быть настолько я понимаю, сколько петух ячменное зерно». — «Ну, должен я теперь вас отблагодарить. Хотя и на первый взгляд покажется не так интересным, а впоследствии может и пригодится».

Снимает он с правого когтя самосветящийся перстень: «Вот ето знак твоей услуги!» Подает он Ивану-купеческому сыну. Иван-купеческий сын надеёт его на правую руку и было совсем хотел итти дальше. Тогда остановил лев его. — «Постой, ведь ето еще не конец. Ведь етот перстень имеет свойство». — «А какое же у него свойство?» — «Нужно его с руки на руку перевернуть и надеть. Тогда выйдут двенадцать молодцев и что только им ни прикажешь, то и могут сделать вам». — «Очень даже благодарен, Лев Костинтинович. Я даже не думал етого от вас».

Вот они попрощались, всяк в свою сторону стал расходиться. И потом вздумал Иван-купеческий сын: «Што ж ето я? Взял перстень со слов только, а ведь я не испытал его». Взял его с руки на руку, перевернул — и очутилися двенадцать молодцев. — «Што изволишь, господин хозяин?» — «А как бы мне пообедать?» И што только есть в мире, какие яства, — все тут было предоставлено. С удивлением думает Иван-купеческий сын: «Для чего-то такая роскошь?» Ну, значит, он, конечно, покушал. И опять с руки на руку перевернул — и не стало их. И пошел он. И думает: «Дак чо же я утомляюсь — иду: не сделают ли какой помощи ети молодцы?» Опять же с руки на руку перевернул, надел. И опять очутилися двенадцать молодцев: «Что изволишь, господин хозяин?»

Он слыхал об одном прекрасном царстве. Когда-то читал. Вот при етим удобным случае он и думал воспользоваться етим делом. — «Дак вот тут, братцы, не перенесете ли в то государство?» — «Рады стараться, господин хозяин!» Пока еще он ето не переговорил, а они: «рады стараться!»

Идет он уже по незнакомому государству, по городу. «А где бы тут поискать квартеру сламненькуё — думает на уме — хотя, ведь, нельзя так сразу на видном месте, — надо где-нибудь так в уголке». Вот он откупил себе квартеру. Бывает он везде в разных собраниях, видит-то он много, а слышит еще того боле.

Живет в том городе какой-то царь сламный, а у него дочка: посмотреть — одно только чудо. И живет она уединенно — никовда ее никто не видал из мусково полку. Единственно только восхищались ее портретом или бюстом,