Один несекретный эксперимент на «Атлантисе» доставил нам большое удовольствие – с человеческим черепом, заполненным дозиметрами. После возвращения на Землю дозиметры должны были показать точную меру радиации, которая проникает в мозг астронавта.

Чтобы эксперимент не казался слишком ужасающим, голове с помощью пластика придали человеческий вид. Результат, однако, получился более жутким, чем если бы это был просто голый череп. Лицо узкое и мертвенно-бледное, а из задней стенки черепа торчали два болта, как два рога. Казалось, что с нами летает сам Сатана. Однажды во время паузы в работе с полезным грузом я заплыл в спальный мешок и продел руки через отверстия для них, а голову спрятал внутрь. Пепе и Дейв привязали череп сверху, чтобы казалось, что у нашего приятеля есть тело. (Деньги налогоплательщиков в действии.) Они медленно подняли мешок на летную палубу и поместили позади Джона Каспера, который был занят с приборной доской. Обернувшись и обнаружив перед собой это создание, размахивающее руками, он испуганно вскрикнул. Позднее мы зафиксировали нашего Сатану в туалете. Несомненно, оскверненная мною бедная анонимная душа, которая пожертвовала науке свое тело (и череп), поспособствовала тому, чтобы гореть мне в адском пламени еще пару тысячелетий.

В полете STS-36 я в третий раз сумел избежать космической болезни. Возможно, размышлял я, Бог дал мне бесплатный билет в космос, поскольку в начале своей летной карьеры на заднем сиденье F-4 я наблевал столько, что хватило бы на десятерых. Но, какова бы ни была причина, я был рад убрать подальше неиспользованные гигиенические пакеты. А вот Джон Каспер выглядел так, что ему они могут понадобиться, но, возможно, дело было не в укачивании, а в том, что его меню состояло из баклажанов и помидоров. (Шутка.) Диетологи NASA включили их в меню из-за того, что прочие предпочтения Джона (много сливочного печенья, конфет и шоколадного пудинга) не давали ему достаточно магния. Я бы предпочел сжевать порошок для магниевой вспышки. Джон не ел эти малоаппетитные блюда, но уже при виде процесса добавления в них воды меня тошнило. По этой причине или по другой, но Джон почувствовал себя плохо и призвал Дейва Хилмерса вколоть ему фенерган – средство против укачивания. NASA уже почти отчаялось решить эту проблему пластырями и таблетками и перешло на инъекции в промышленных дозах. Я напомнил Джону предостережение на упаковке этого зелья: «Не водить автомобиль, находясь под воздействием этого лекарства». Он ответил: «К счастью, там ничего не сказано насчет управления космическим шаттлом».

Дейв Хилмерс не был врачом. Он лишь играл эту роль в полете. Предполетные тренировки со шприцами состояли из втыкания иглы во фрукты. Мне нужно было лежать при смерти, чтобы я подпустил к себе морпеха с иглой. Я ожидал увидеть кровь – и не разочаровался. Дейв случайно дернул иглу, воткнутую в задницу Джона, и кровь полилась. Цепочка рубиновых «планет» вылетела из раны наружу подобно мыльным пузырям, придав новый смысл понятию воздушно-капельной инфекции. Мы кинулись ловить кровяные шарики тряпками. (Тот опыт обращения со шприцем, вероятно, вдохновил Дейва Хилмерса. После ухода из NASA он окончил медицинскую школу и стал педиатром. Сейчас Дейв практикует в Хьюстоне.)

Хотя меня не укачало, я испытывал боли в спине от вытягивания позвоночника, так же как и в полетах 41-D и STS-27. К тому же я вновь отметил «эффект виагры». Каждое утро я страдал от жесточайшей эрекции, как старикашки в фильме «Кокон». И не только у меня была такая проблема. Однажды, когда прозвучала побудка и мы еще плавали в наших спальных мешках, Пепе посмотрел на меня и сказал: «Мне, должно быть, приснился классный сон о Черил! (Так он называл свою милую жену.) У меня такой стояк!»

Я улыбнулся и ответил: «И мне, наверно, тоже приснился классный сон про Черил».

Пепе засмеялся: «Черт тебя побери, Маллейн! Держись со своими грязными мыслями подальше от моей жены!»

Придет день, и прилив крови в невесомости сделает счастливым не одного космического колониста.

В то время, когда по графику у нас был последний сон в полете, я остался бодрствовать на летной палубе, чтобы впитывать космические виды – последние в моей земной жизни. Я хотел делать это под музыку и стал искать предоставленный NASA переносной проигрыватель Walkman. На это потребовалось некоторое время. Внутренние поверхности кабины были покрыты «липучками» – текстильными лентами Velcro, а ко всему, что у нас было под рукой, от карандашей до камер, от контейнеров с пищей до фонариков, были прикреплены соответствующие кусочки «репейника», чтобы можно было в любой момент зафиксировать предмет на стене. Единственная проблема состояла в том, чтобы вспомнить, где именно ты это сделал. На Земле нам не приходится искать потерянную вещь на стене или на потолке, а вот в космосе это обычное дело.

Я надел наушники и вставил в проигрыватель одну из моих личных кассет с музыкой (NASA разрешало нам брать в полет по шесть таких кассет), а затем выключил освещение кабины. Зависнув в горизонтальном положении, я развернулся животом вверх и подтянулся вперед, пока моя голова не приблизилась вплотную к переднему окну кабины. Этому трюку научил меня Хэнк Хартсфилд в полете 41-D. Сам «Атлантис» летел в положении потолком к Земле, и принятая мною ориентация позволила смотреть вниз, на Землю. Правда, при этом мое тело терлось о потолочную приборную панель, на которой находились некоторые очень важные для полета шаттла тумблеры, однако мне не приходилось беспокоиться о том, чтобы случайно не щелкнуть одним из них. Все переключатели были оснащены двумя металлическими ограничителями по бокам, так чтобы их можно было сдвинуть, лишь ухватив большим и указательным пальцами.

Прелесть моего положения заключалась в иллюзии, которую оно создавало. Я сумел продвинуть голову настолько далеко вперед, что все элементы кабины шаттла остались позади и ничто не перекрывало вид на Землю. В памяти всплыли воспоминания о плавании с трубкой в Эгейском море и о том, как я наблюдал подводную жизнь через стекло маски. Как и тогда, сейчас мне казалось, что я стал частью той среды, в которую погрузился, а не просто внешним посетителем. Уравновесив тело с помощью кончиков пальцев, я завис на месте, не имея никакого контакта с «Атлантисом», и от этого усиливалось ощущение, что я – космическое существо, а не астронавт, запертый в машине.

Под звуки «Оды к радости» Бетховена я смотрел, как моя планета медленно движется подо мной. Но на этот раз я видел ее так, как никогда прежде. И дело даже не в том, что наша орбита была сильно наклонена по отношению к экватору, она была еще и одной из самых низких в истории шаттлов. Мы шли на высоте всего 210 километров над Землей{95} – это примерное расстояние от центра Нью-Йорка до восточной оконечности Лонг-Айленда или от Лос-Анджелеса до Сан-Диего. На такой высоте планета была чрезвычайно близка, и я мог наслаждаться новыми деталями ее суши, моря и неба.

Я видел патину океанов Земли. Рябь на воде от ветра придавала им текстуру апельсиновой корки, но цвета при этом менялись в зависимости от угла, под которым падали лучи Солнца. При высоком положении светила океан казался ярко-синим; под косыми лучами вода отражала серые, серебристые и даже медные оттенки. В местах исключительной прозрачности воды, таких как Карибы, виднелись похожие на дюны холмы и долины морского дна, и белый песок разбавлял синеву океана, придавая ему удивительный бирюзовый цвет. В солнечном сиянии я мог видеть признаки динамики моря. Там были круговые завихрения, подобные спиралям облаков в зонах низкого давления в атмосфере. Границы между течениями представлялись темными линиями. За мысами течения создавали совершенно другую картину, точно так же менялись очертания облаков, плывущих против ветра от горных хребтов. На стоянках в Персидском заливе я мог различить «точки» супертанкеров и иногда, в отблеске Солнца, V-образный след одного из этих монстров в движении. Позднее, когда «Атлантис» проходил нисходящий участок орбиты далеко в Южном полушарии, я наблюдал многокилометровые голубовато-зеленые ленты «цветущей» из-за развивающегося планктона воды. Нас предупредили, что мы можем увидеть такое в плодородных водах на подходах к Антарктике. Еще дальше к югу целая флотилия айсбергов плыла по течению подобно длинной цепочке кораблей.