Мое желание исполнилось в белой комнате. Кто-то из астронавтов группы поддержки повесил на стене плакат со словами «отпусти ее на свободу». Это была ударная реплика особенно неприличной шутки, имевшей хождение среди контингента Планеты ЗР, в которой фигурировала обнаженная женщина, прикованная к кровати. Я фыркнул и на пять секунд сумел забыть о том, что должно было случиться.

Джинни Александер занялась моей фиксацией в кресле, а после этого проверила, помню ли я, что должен найти в случае аварийной ситуации на Земле или в полете. «Кислородный разъем корабля?» Он был у моего левого бедра. «Отцепка парашюта?» Я дотянулся руками до плеч и коснулся их. «Вытяжной трос?» Еще одно касание. «Датчик барометрического реле?.. Наддув спасательного плота?.. Верхний карабин для эвакуации?» Я нашел их все. Она согнула химическую осветительную палочку, чтобы активировать ее, и прикрепила к моему плечу. Теперь пожарно-спасательная команда сможет найти мое тело. Она наклонилась ко мне и подарила легкий поцелуй в губы. «Хорошего полета!» Джинни – еще один человек, которого я буду вспоминать до конца своих дней. Покидая кабину, она повесила еще одну светящуюся палочку над боковым люком, чтобы мы могли найти выход, даже если выключится электричество. Я услышал, как закрывается люк, и вскоре мои уши начало закладывать – пошла проверка герметичности кабины.

Мы стали ждать. Сердце мое работало на форсаже. Кресло было сплошным мучением. Мой мочевой пузырь надулся и готов был лопнуть, при этом я страдал от жажды после всех предстартовых усилий по выведению воды из организма. К тому же на этот раз запасы моего терпения уменьшились из-за нового испытания – мое место было внизу, на средней палубе. Я ненавидел эту изоляцию – почти как в могиле. Меня злило, что здесь нет ни окна, в которое можно смотреть, ни приборов, чтобы следить за ними. И я так и не смог полностью вытравить из сознания мысль о том, каково было Кристе, Грегу и Рону на средней палубе «Челленджера». Есть вещи, о которых лучше не думать, но, поскольку они были заперты в одном и том же хранилище, я не мог не вспоминать о них.

«Господи, сделай так, чтобы мы улетели», – молился я. Мысль о том, что все это придется проделывать и завтра, была тошнотворной. Быть может, карты дали мне намек? Быть может, семерка – мое счастливое число? По крайней мере меня развлекали жалобы новичка Пепе, которые непрерывным потоком лились в интерком: «О Боже, моя спина убивает меня… Мой мочевой пузырь вот-вот лопнет… Мой желудок уже у меня в глотке… У меня судорога икроножной мышцы… Умираю от жажды… Меня вырвет еще до того, как я окажусь в космосе…» Джей-Оу в шутку спросил его, как он собирается блевать в скафандре, будучи пристегнутым к креслу. Как истинный инженер, Пепе задумался и ответил: «Я разверну голову и стошню в заднюю часть гермошлема».

Возможно, я просто «тормозил» от изнеможения и страха, но постоянные диалоги с Пепе казались мне уморительными. Меня могло стошнить от смеха, а Джей-Оу предупредил его: «Не смеши меня, Пепе, а то я снова закашляюсь». Всякая попытка сказать что-то вызывала у него приступ кашля.

После нескольких волн жалоб Пепе предварял очередной поток словами: «Мужики, я знаю, что я не нытик, но…», после чего продолжал свою литанию. Джон Каспер подхватил эту преамбулу и начал повторять ее каждый раз, когда хотел пожаловаться сам. «Мужики, я знаю, что я не нытик, но…» Вскоре этим занималась уже вся летная палуба. Пепе услышал мой гогот и продолжил комедию, пародируя меня взрывами пронзительных и писклявых «хи-хи-хи». От этого мне еще сильнее хотелось ржать. Если бы руководитель пуска слышал нас, он бы, наверно, решил, что мы все двинулись рассудком.

В конце концов жалобы Пепе затихли, и мы стали искать другие способы убить время и отвлечься от наших страданий. На помощь пришла обычная в таких случаях забава – насмешки над летным врачом. Он невольно слышал нас, поскольку должен был следить за служебной связью, но не имел права общаться с нами без нашей просьбы, а никто из нас не собирался этого делать.

– Я слышал, что у жены доктора роман с хиропрактиком.

– А его дочь спит с адвокатом по делам о врачебных ошибках.

– А его сын учится на адвоката по делам о врачебных ошибках.

Тут раздалось притворное предупреждение: «Ш-ш-ш! Он может нас услышать».

– Он не слушает. Он размышляет над инвестиционным портфелем.

– Он разговаривает с гонконгским брокером относительно цены на золото и курса иены.

– Нет, он разговаривает относительно времени приема.

– Черт, сегодня же воскресенье! Его вообще нет на месте. Доктора не работают по воскресеньям.

– Ну да, они не работают трезвыми по воскресеньям.

Потом мы принялись перечислять привилегии, которыми пользуются летные врачи.

– NASA нанимает их на условиях неограниченной зарплаты.

Это был намек на более высокий уровень оплаты труда с учетом ранга по шкале госслужащих.

– И у них есть постоянные места для парковки.

– И удобные для них часы приема.

– Им достаточно попросить, и любая женщина разденется перед ними.

Наконец насмешки иссякли, и интерком замолчал. Успокоился даже Пепе, и каждый из нас ушел в свой маленький неустроенный мир боли, страха и молитвы. На отметке T-45 минут офицер безопасности полигона первым нарушил прежде беспрепятственный ход предстартового отсчета: «RSO к подрыву не готов». Он имел в виду взрыв шаттла. Находящиеся в распоряжении офицера безопасности полигона (RSO) компьютеры определили, что в данных атмосферных условиях мощь разрушения шаттла усилится, поставив под угрозу безопасность людей вокруг здания LCC. Его доклад о неготовности вызвал в кабине стоны и грязные ругательства. Мы уже достигли той стадии, когда готовы были убить любого, кто будет мешать запуску. Офицер, очевидно, почувствовал всеобщую ярость и тут же прогнал расчеты еще раз, получив более приемлемые результаты: «RSO готов к подрыву». Мы все ликовали… и посмеивались над иронией ситуации. Мы радовались тому, что теперь в случае взрыва шаттл мог убить только нас, и это было хорошо, так как позволяло продолжать отсчет.

На отметке T-5 минут Каспер запустил вспомогательные силовые установки (APU) и провел тест системы управления полетом. Все было штатно, и я начал всерьез думать о том, что принес с собой в кабину удачу за карточным столом.

– «Атлантис», закройте щитки гермошлемов.

Прежде чем выполнить команду Центра управления пуском, я услышал, как Джей-Оу и Джон впрыснули по последней порции африна. Мне придется лететь с командиром и пилотом, которые находятся под воздействием наркоты.

Я проверил систему фиксации в кресле. Больше я все равно ничего не мог сделать – разве что пялиться на стену со шкафчиками. Господи, как я хотел быть наверху, там можно было отвлечься, глядя на приборы! Здесь же мне оставалось только уйти с головой в свой страх. Я чувствовал себя приговоренным в газовой камере, ожидающим, когда упадет и разобьется склянка с ядом.

А потом… «RSO не готов по запасному компьютеру».