— Вы называете их сбродом, — нахмурившись, холодно сказала Кэтрин, — но у меня такое чувство, что в истории вашей семьи сброда не меньше.

Это заявление вызвало на перепачканных губах Чемберлена тонкую улыбку. Его глаза устрашающе блеснули.

— Вы не представляете, насколько вы правы, мадам, — тихо сказал он, но это было затишье перед бурей. — Но я вытащил себя из мусора, который моя семья называла жизнью! И я сделал это благодаря собственной силе воле! Что вы можете мне на это сказать? — Указательный палец постучал по красному лбу. — Я изо всех сил боролся, чтобы иметь все то, что вы сейчас видите, мадам! И я не позволю отребьям на том берегу реки помешать моим планам! Ведь мои планы повлияют и на будущее этих колоний! Говядина станет кровью, которая потечет по их венам, неужели вы этого не видите? Мое мясо усилит колонии, придаст энергии молоту и плугу, откроет новые рабочие места! Разве могут эти запущенные фермы и какой-то яблоневый сад сравниться с тем, что планирую я?! — Он залпом осушил свой бокал и продолжил: — О, я отдал все силы этому проекту, можете не сомневаться! — Его лицо опухло и раскраснелось до такой степени, что Кэтрин начала опасаться взрыва. — Кстати, моим сыновьям ничего из этого не нужно! Они от разных матерей, но я люблю их обоих! Касвелл остался в Лондоне, где он занимается мыловарением и производством духов. Он думает, что это благородное мужское дело, подумать только! А Дэйд… он непроходимый тупица! Но я должен признать, что у него есть дар убеждения, ведь он убедил нескольких своих знакомых начать вести дела с испанцами. Что еще забавнее, он заплатил несколько сотен фунтов, чтобы приобрести землю во Флориде! Он купил болота, кустарники и песчаные пляжи! Как, черт возьми, такая кошмарная земля принесет ему хоть какую-то прибыль?!

Лили подняла руку.

— Можно мне?.. — спросила она.

— Да, конечно! — отмахнувшись от нее, прорычал Чемберлен. — Надень сразу дюжину, пожалуйста, только перестань колоть меня своим тонким голоском!

Лили поспешила покинуть столовую.

— Кстати об острых предметах, — подметила Кэтрин, когда повисла тишина, нарушаемая лишь копошением вилки в говяжьем муссе. — Полагаю, эти костюмы для костяной банды шила жена Догетта? — Она ждала ответа, но Чемберлен продолжал поглощать пищу и не отвлекался от этого важного занятия. — Вы понимаете, что, если бы Догетт погиб, это было бы на вашей совести? Вы готовы к этому?

— Конечно нет! — Его вилка стукнулась о почти пустую тарелку. — И вообще, Догетт сам устраивал переполохи, из-за которых все боятся костяной банды! Я не хотел, чтобы он резал чьих-то лошадей или сжигал дома. Я бы сказал, он сильно погорячился, выполняя свою работу.

— И чуть не погиб, давайте не будем об этом забывать. Есть две вещи, которые я не могу понять. Во-первых, почему бы просто не заплатить фермерам, чтобы они ушли? Скажем, по тридцать фунтов каждому?

— Я не плачу сквоттерам и отребью! — Кровь снова прилила к его лицу. — Ни одного пенса я не отдам во имя лени, упрямства и… — он подыскал, как бы закончить свою тираду, — помехи прогрессу, который может принести пользу всем колониям!

— Вы называете бедность — ленью?

— Это правда жизни! Покажите мне лентяя, а я скажу вам, в чем он неудачник! И они все такие там, на западном берегу! Не пытайтесь меня переубедить!

— Я скажу вам, что Мириам Лэмб далеко не ленива. Она — одна из самых трудолюбивых людей, которых я когда-либо встречала. Но мой второй вопрос: почему бы просто не требовать от этих фермеров, скажем… фунт? С самого начала. Зачем затягивать дело требованием десяти шиллингов на протяжении месяцев?

Чемберлен несколько мгновений обдумывал свой ответ. За это время он успел доесть остаток влажного говяжьего месива и прикончить последнюю кровяную колбаску.

— Я хотел, чтобы они, — заговорил он, — познали страх и давление. Я познакомился с такими переживаниями еще в раннем возрасте. Они либо ломают человека, либо делают его сильнее. О, да, они сломали того слабака, который называл себя моим отцом, но меня — меня они сделали сильнее! — Чемберлен даже ударил себя в грудь, оставив на белоснежном костюме жирный след. — Я понял, что десять шиллингов этот сброд может себе позволить. Но это сделает их жизнь гораздо труднее. Затем я решил, что им следует испытать перед всадниками-скелетами такой страх, какого они не испытывали никогда в жизни! Вид этих существ на лошадях — зрелище не для слабонервных. Это кого угодно выведет из себя, и этого вполне достаточно для сброда — прошу прощения, этих трудолюбивых неудачников. Правда некоторые из них оказались упрямцами и решили держаться за свои жалкие фермы, потому что они глупы. Поэтому мне пришлось продолжить давить на них, брать их измором. Могу поспорить: те, кто сбежали первыми, распространили слухи о том, что по лесам здесь бродят скелеты на лошадях, поэтому никто больше на эти земли не позарится. Даже эта мануфактура, возможно, не сумеет здесь обосноваться, потому что попросту не найдет рабочих. Да… страх и давление… это именно то, что я хотел устроить.

Кэтрин вздохнула.

— Вы как будто пытаетесь заново проиграть какой-то момент из своей жизни, о котором боитесь вспоминать.

— Я живу прекрасной жизнью, мадам! И она станет еще прекраснее со временем. О, а вот и наша Лили с ее последним приобретением!

Лили вошла в комнату, сияя, однако Кэтрин поняла, что не сможет одарить ее достаточным количеством комплиментов. На этот раз на голове Лили была шляпка, которая больше всего напоминала птичье гнездо. По сути, это и было птичье гнездо с чучелом малиновки и двумя синими яйцами — скорее всего, из полированного фарфора. Эта штука, должно быть, была очень тяжелой, потому что Лили явно с трудом удерживала ее на голове. Когда ей удалось опуститься на стул, не рассыпав наполнение своего жуткого головного убора, она посмотрела на Кэтрин в поисках очередного одобрения.

— Ха! — усмехнулся Чемберлен и снова воспользовался колотушкой.

— Могу я спросить, — обратилась Кэтрин к Лили, когда появился слуга с тележкой и принялся убирать со стола тарелки, — кто делает для вас