Она была гораздо тяжелее, чем казалась. Гэвин заморгал, усталость снова обрушилась на него. Нет, он просто был слаб. Кто-то выхватил у него раненую и оттащил ее, и звуки битвы приобрели потусторонний, жестяной оттенок. Он слышал приближающиеся мортиры – слишком далеко, чтобы решить дело, но их было несколько. Он слышал вопли людей, бессловесный рык сознательно бегущих навстречу вероятной гибели. Слышал скулеж раненых, увидел, как женщина пыталась выползти из груды тел, раненая, но живая. Рядом с ней хватал воздух мужчина, слепой – ему снесло полголовы. На десятке трупов горели люксиновые костры, и повсюду висела люксиновая пыль.

Гэвин заметил лица своих гвардейцев. На них была радость, внезапное осознание цели – а где остальные?

Они бежали к нему.

Он выхватил пистолет из-за пояса. Красный цветодей с телом, покрытым горящим желе, бежал к нему. Если бы Гэвин не вступил в бой так поздно, он бы скорее извлек и сжег его. Гэвин спустил курок. Его кинжал-пистолет илитийской работы тут же выстрелил. Пуля пронзила грудь цветодея, но не остановила его. Гэвин шагнул в сторону и рассек глотку цветодея, пока тот падал. Он пошатнулся и чуть не упал сам.

Он скорее почувствовал, чем увидел, как мимо него просочились двое гвардейцев. Когда Гэвин выпрямился и снова встал на ноги, один из них уже висел на синем клинке, который был у цветодея вместо правой руки. Даже умирая, гвардеец вцепился в клинок обеими руками, чтобы цветодей не мог стряхнуть его. Второй гвардеец – Гэвину показалось, что его имя Аместан, – обошел тварь и ударил его по шее мечом. Раз, два – от каждого удара разлетались осколки синего люксина. Тварь пыталась освободиться, но не могла. На третьем ударе клинок Аместана пробил люксин и вошел в шею. Это сломало волю цветодея, и Амсетан четвертым ударом снес ему голову.

Один из Зерцал короля Гарадула – какого они тут делают? – неуклюже взобрался на завал из трупов на четвереньках, с мечом в руке. Он увидел, что Аместан стоит к нему спиной, и ударил.

Гэвин инстинктивно попытался ударить люксином, но от одного прикосновения к магии его затошнило. Это было все равно что предложить выпивку страдающему от похмелья. Он пошатнулся, почти потерял сознание, навел пистолет, выстрелил.

В последний момент Аместан повернулся навстречу противнику – и оказался прямо на линии выстрела. Пуля Гэвина разнесла ему затылок. Через мгновение Зерцало налетел на Aместана, но тот был уже мертв.

– Нет! – взвыл Гэвин. Целая шеренга Зерцал появилась над завалом из трупов. Король Гарадул осознал то же, что и Гэвин. Ворота надо взять сегодня вечером или стену не взять никогда. И потому король послал в атаку личную гвардию. В живых осталось, наверное, не более тридцати черных гвардейцев, а появление блистающих Зерцал легко могло сломать сопротивление. Особенно без Черной Гвардии. Несправедливо, если такая отвага закончится таким поражением. Столько смертей. Гэвин не мог мыслить ясно. Он понимал это. Ему было все равно.

Когда последние лучи солнца поцеловали землю, Гэвин стал извлекать. Это было все равно что глотать блевотину. Сунуть голову в выгребную яму. Это было слишком для его тела. Плевать. Он вложил в это все, что у него было. Это было не ради Гэвина Гайла. Да в жопу Гэвина Гайла. Это было ради всех, кто сражался и умирал за него. Они стояли за него. Он не мог предать их, даже если это будет стоить ему жизни.

Магия была подобна второму солнцу, родившемуся под аркой ворот.

В какие-то мгновения оно родилось, зависло и ударило вперед. Зерцала засияли, их зеркальные доспехи отразили свет в тысяче направлений. Но зеркальный доспех отражал магию, как обычный доспех – оружие. То есть хорош для отражения скользящих ударов, но вполне пробиваем. В ушах Гэвина взревел нарастающий ветер за миг до того, как конус чистой магии прошел сквозь него и ударил вперед, заполнив все пространство ворот. Ворота стали подобны жерлу громадной пушки. Зерцала вспыхнули, продержавшись мгновением дольше возможного, их доспехи запылали, затем раскалились докрасна, затем добела, затем разлетелись как все прочее.

От силы взрыва земля содрогнулась, и лишь Гэвин не упал. Он оседлал землю, магия несла его так, словно он был всего лишь вершиной вулкана, дулом мушкета.

Затем не прошло и пяти секунд, как все кончилось.

Пространство вокруг ворот было выжжено дочиста. Трупы исчезли, и широкое пространство со стороны короля Гарадула спеклось и почернело.

Воцарилась ошеломленная тишина – либо Гэвин оглох.

Он стоял и смотрел, как перед ним появилась шатающаяся фигура. Крупный мужчина в богатых, ныне почерневших одеждах. Король Гарадул. Он не просто послал свою гвардию на штурм ворот – он пришел с ними.

Гэвин и Гарадул стояли, глядя друг на друга с расстояния в сорок шагов.

Гэвин читал благоговейный ужас и нерешительность в самой его позе.

Затем тело Гэвина отказало. Он упал. В пыли прямо перед его лицом было что-то белое, или он начал слепнуть. Разноцветные точки кружились перед его глазами.

Его подняли, понесли прочь, он слышал отдаленные звуки возобновившегося сражения. Когда гвардейцы подняли его, закрыв своими телами, он увидел, как король Гарадул атакует ворота – в одиночку.

Что бы ни сделал Гэвин, он уничтожил баррикаду и все препятствия в этом месте. Несколько человек присоединились к королю.

Пыль под ногами Раска взрывалась маленькими облачками, когда снайперы пытались снять его, но никто не попал. Он был словно зачарован, благословлен, защищаем каким-то древним богом, могущественнее Оролама.

Затем Гэвин увидел окровавленное, в пороховой пыли лицо Трясь-кулака.

– Простите, Владыка Призма, – говорил гвардеец. – Вы сделали что могли. Даже больше. Теперь…

Гэвин потерял сознание.

Когда опустилась ночь, равнина не потемнела. Сначала Лив не поняла почему.

Она бродила весь день, увязавшись за тем фургоном, надвинув старый петассос так, чтобы ее извлекательские глаза были не столь подозрительны. Раньше она слышала рев орудий, но подумала, что это пристрелка. Невозможно, чтобы армия была уже у Гарристона. Вместе с почти половиной населения лагеря она пошла посмотреть, что там так сияет.

На равнине было столько народу, что Лив почти не заметила следов битвы, пусть и кричащих, закончившейся всего пару часов назад. Траншеи, засыпанные взрывами ядер, превратились всего лишь в канавы, в которые старались не попасть телеги. Скользкие, грязные, кровавые участки рядом со шрамами от ядер, усыпанные фрагментами доспехов, были всего лишь местами, куда надо было осторожнее наступать в сгущающейся тьме. Острый запах пороха уже развеивался.

Последняя большая шеренга солдат втягивалась в ворота еще сейчас, заставляя весь обоз выжидать, пока они не войдут и не разобьют лагерь внутри. До Лив долетали чудовищные слухи о страшном магическом пожаре, эпической битве, но она отнеслась к ним скептически. Армия короля Гарадула взяла стену в полдень. Там не могло быть такого сражения. Ее отец был великим генералом. Он лишь одну битву проиграл за всю свою жизнь, да и то едва не выиграл. Наверняка решил, что им не достроить стену в срок, и отступил в город. Вероятнее всего оставил несколько канониров, чтобы нанести какой-никакой урон людям Гарадула и потом отступить.