– За работу! – взревел он. Они подпрыгнули и бросились исполнять приказ. Гэвин побежал по стене, уклоняясь от людей, чтобы добраться до арки над отверстием, где он должен был начертать ворота.

Трясь-кулак выкрикнул приказ, послав следом за Гэвином небольшую группу черных гвардейцев – словно они могли защитить его от ядер, – но не так много, чтобы они не путались под ногами у защитников, пытавшихся возводить стену. Остальные черные гвардейцы заняли позицию перед пустыми воротами.

Как во всех битвах, всегда слишком много событий случается одновременно, чтобы понять все в целом. Гэвин глянул на зависшее над горизонтом солнце.

Два часа. Мне нужно всего два часа. Защита этих людей – одна из моих великих целей, которую ты просто обязан одобрить. Так что если ты есть там, наверху, может, поднимешь свою священную задницу и поможешь мне?

Генерал Данавис организовывал, строил, назначал, устраивал стрельбы защитникам Гарристона всю последнюю неделю. Двадцать часов в сутки, иногда двадцать два. Это было выше человеческих сил, и все же недостаточно. Гэвин привык к дисциплине и легкости работы с ветеранами. К концу Войны Призм его люди легко его понимали. Оснащение стены заняло бы у его ветеранов буквально треть того времени, которое пришлось потратить этим людям. Его ветераны-канониры уже пристреливались бы, отмечая дистанцию. Эти люди были едва знали друг друга и еще меньше доверяли друг другу. От этого все тянулось мучительно медленно, и Гэвин с трудом подстраивался под их медлительность.

Мы обречены.

Но затем он начертал подвижную платформу, чтобы выйти перед открытой аркой – это было необходимо, чтобы собрать открытые нити люксина, – и впервые увидел свою стену так, как ее увидят враги.

Этот чертов юный художник создал шедевр.

Гэвин заполнял формы, но он всегда висел над ними, и пока он стыковал секции, он всегда был по ту сторону стены. Теперь он увидел целое.

Вся стена – весь ее изгиб на протяжении лиги – пылала, как солнце в момент восхода. Это сияние исходило из жидкого желтого – на волосок от совершенного твердого желтого, – текущего за первым слоем совершенного желтого. Жидкий желтый исправит любое повреждение внешней стены. Но затем, внутри этого тонкого слоя Гэвин увидел, что его старые извлекатели, несомненно под руководством Ахейяда, добавили собственные штрихи в картину.

По мере приближения врага вся стена вскипела отвратительными тварями. Пауки величиной с человеческую голову карабкались по стене, замирали, щелкая маленькими жвалами. Маленькие драконы устремлялись вниз и переворачивались. Осуждающие лица всплывали из мрака. Какая-то женщина побежала от клыкастой твари и была разорвана на части и сожрана живьем, лицо ее было полно отчаяния. Мужчина, шедший вдоль основания стены, был схвачен двумя руками, возникшими из тумана, и втянут в туман. Красивые женщины превращались в тварей с раздвоенными языками и огромными клешнями. Из земли сочилась и собиралась в лужи кровь. И это все Гэвин увидел лишь мельком. Казалось, что извлекатели собрались вместе и встроили в стену все свои ночные кошмары. Это были иллюзии, всего лишь изображения в стене, но враг сразу этого не поймет, а если и поймет, то они все равно были жуткими, как сама вечная ночь. Что лучше, это отвлечет вражеских лучников и мушкетеров от точных выстрелов по бойницам, скрытым этими изображениями. А это были всего лишь широкие промежуточные участки стены. На каждом выступе на атакующих мрачно смотрела фигура какого-нибудь Призмы. Гэвин увидел, что в стену были встроены все Призмы за последние четыре сотни лет, по правую руку самой высокой фигуры стоял Люцидоний, а по левую – сам Гэвин. Над ними, над зияющим проемом ворот, сурово хмурился сам Оролам, сияющий и гневный, его руки образовывали арку ворот. Любой, нападавший на ворота, атаковал бы самого Оролама и всех его Призм. Блестящий трюк, который заставит нападающих чувствовать себя неуютно. Каждая фигура, включая Оролама, хитроумно скрывала машикули, откуда на нападающих можно было обрушивать камни, огонь или магию.

Гэвин проглотил очередное проклятие. Он простоял без дела добрых пять секунд, восхищаясь собственной гребаной стеной. Времени нет!

На миг он подумал о том, чтобы просто заделать проем ворот, чтобы была просто ровная стена. Но сейчас это не вышло бы быстрее. Формы для ворот уже были сделаны. Ему оставалось лишь заполнить и соединить их – лишь по одной стороне, хитроумность, которую он применял к остальной стене могла подождать. Завтра – если доживут.

Гэвин собрал витки ультрафиолета, связывавшего всю конструкцию стены, и начал заливать желтый люксин.

Оролам, он выдохся. Он извлекал до своего абсолютного предела каждый день в течение пяти суток, и весь этот день особенно, начиная с первых лучей рассвета. Будь он обычным извлекателем, он бы давно спятил. Большинство Призм угробили бы себя, извлекая столько, сколько Гэвин. Остальные тоже это понимали. Скорее, со времен войны Гэвин стал мощнее и куда эффективнее. Он видел, как женщины вроде Талы – которой ни разу в жизни не видел чем-либо впечатленной – бросали взгляды в его сторону в те моменты, когда он был откровенно пугающим. Но даже его способностям был предел.

Тем не менее он залил совершенный желтый люксин в формы. Настоящий Гэвин такого не мог бы сделать: он не был суперхроматом, он не мог извлекать совершенного желтого. Но Гэвин не мог останавливаться на полпути. С желтым люксином не пройдет «достаточно хорош»; если он не начертан совершенным, он рассеется. Вот и все. Что-то всколыхнуло стену, и Гэвин чуть не слетел со своего насеста. Кто-то удержал его, и он увидел, что рядом стоит Трясь-кулак. Мгновением позже он услышал запоздалый рев вражеской артиллерии.

– Я догнал вас, – сказал Трясь-кулак. Он не был таким же большим, как его старший брат, но тоже долго работал с Призмой. Он наверняка увидел остекленевший, тупой взгляд Гэвина, поскольку сказал: – Наши пушки начнут отвечать через мгновение. Не… отвлекайтесь.

Не тревожьтесь, хотел сказать он. Не бойтесь. Делайте ворота как следует, или все мы погибнем.

Еще больше ядер артиллерии Гарадула посыпалось на поле боя, большинство не долетело до стены. Гул вражеских кулеврин казался отдаленным громом. Гэвин собрал волю в кулак и продолжал чертить. Он не понимал, что шатается, пока не ощутил большую руку Трясь-кулака на плече. Несколько черных гвардейцев подошли ближе.

– Поднять щит! – крикнул генерал Данавис.

Когда желтый люксин хлынул из рук Гэвина в формы под ним, он ощутил, как стена содрогнулась, когда щиты всех секций встали на место на противовесах. Щит был изобретением его архитектора. В своей основе он представлял собой сборную крышу, используемую во время вражеского артиллерийского обстрела. Во многих случаях предпочтительнее отсутствие крыши – чтобы собирать дождевую воду во время непереносимой жары, или когда надо переносить большие грузы или толкать тачки по стене. Но во время обстрела он прикроет защитников от огня гаубиц и мортир. Собственная артиллерия стены могла стрелять как хотела сквозь защитные сооружения вроде стрелковых бойниц – легко накрыть широкий угол, а противоположной стороне требуется прямое попадание.