Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Айкон откинулась на спинку кресла и окинула взглядом салон. Рядом с ней, закрыв глаза и прижав голову к подголовнику, сидела Кими. Полет обещал быть долгим, а Кими не любила летать. Их турне начиналось в Нью-Йорке, а потом им предстояло петлять по стране, останавливаясь в крупных городах для выступлений и мероприятий для СМИ. С ними встретится съемочная группа телевидения, чтобы снять пилотную серию[80] для новой программы о страдающих от захламления американских семьях. Кими показывала ей фотографии «до», присланные американскими продюсерами. Айкон видела много фотографий захламленных домов в Японии, но японские дома и квартиры были маленькими. Американские же дома были большими и вместительными, как сама страна, да и мечты у ее жителей были масштабными. Это было очень красиво, но у этих надежд была и темная сторона, проявлявшаяся в заброшенных соковыжималках и тренажерах, ненужной одежде и сломанных игрушках, которыми были забиты гаражи, шкафы и промежутки под кроватями. А с ними там же лежали надежды, угрызения совести и разочарования. Все это было слишком тяжелым грузом.
Конечно, решение было предельно простым: люди должны всего лишь перестать покупать так много вещей. Но когда Айкон сказала это во время недавнего разговора с американскими продюсерами, те отнеслись к этой идее без особого восторга, а потом прислали ей памятку, в которой просили ее не говорить на подобные темы в кадре. Когда Кими попросила уточнить, что продюсеры подразумевают под «подобными темами», они прислали список: потребительство, капитализм, материализм, товарный фетишизм, покупки онлайн и кредитная задолженность. Они объяснили, что критиковать такие темы – это не по-американски. Американские зрители хотят инициативных решений. Отказ от покупки – это не инициативно.
Самолет набрал крейсерскую высоту, и пилот выключил знак «пристегнуть ремни безопасности». Кими открыла глаза и полезла в свою сумку. Айкон знала, что она все еще надеется получить весточку от матери мальчика, который слышит голоса. В последнем электронном письме женщина написала о ссоре, которая произошла у нее с мужем в ночь его смерти. Письмо внезапно обрывалось на середине, и больше известий от нее не поступало.
– Есть какие-нибудь новости?
Оторвавшись от телефона, Кими отрицательно покачала головой. Поколебавшись немного, она на одном дыхании выпалила:
– Как вы думаете, может быть, дух мужа не может успокоиться из-за этой ссоры? Возможно, он стал юреем[81] и преследует семью. Пытается вернуться, чтобы извиниться, а жена из-за этого не может забыть о своем горе и жить дальше.
– А в Америке есть юреи?
– У них есть призраки. В любом случае, муж был японцем.
– Да, верно. О чем ты думаешь?
– Я думаю: может, стоит ответить на ее е-мейл? Может быть, наступил момент, когда мы можем ей помочь?
78
Бенни не знал о том, что мать увольняют. Он не знал ни о визите СЗД, ни о грозных письмах Негодного Вонга, ни о тех страхах, которые донимали Аннабель, когда она, оставшись одна во всем доме, лежала по ночам без сна и волновалась. Ох, как она волновалась!
Он находился под наблюдением в психиатрическом отделении. Анализ крови подтвердил, что наркотики он не употреблял. Теперь за ним следили на предмет порезов и членовредительства, наблюдая, как он рассматривает свое предплечье, как он нежно проводит пальцами вверх и вниз по созвездиям проколов и прижимается губами к крошечным шрамам. Теперь его рука выглядела как у Алеф, но персонал этого не знал, а Бенни не мог объяснить. Он вообще перестал что-либо объяснять, даже просто говорить. Избирательный мутизм – так доктор М. описала это в своих записях, но Бенни, конечно, и этого не знал. Он все же ухитрился незаметно стащить скрепку с поста медсестер – так, на всякий случай.
С телом тоже происходили какие-то странные вещи. Бенни и раньше испытывал побочные действия новых лекарств, но теперь все было иначе. Его тело почувствовало себя бесконтрольно свободным, как будто все его части внезапно заявили о своей независимости и дальше стали радостно жить отдельно. Из-за неопытности и отсутствия общего руководства они стали неуклюжими и начали ронять вещи. Казалось, буквально за одну ночь у него из паха и подмышек начали прорастать мягкие волоски. Его пенис и яички стали больше, и им это понравилось. Ступни тоже принялись расти, только им такая перемена не понравилась, и, проснувшись однажды утром, вскоре после повторной госпитализации, Бенни обнаружил, что они отказываются двигаться. Он встал с кровати, постоял и, обнаружив, что не может сделать ни шага, сел обратно. Он был терпелив – терпеливый больной – и мог подождать, пока ноги передумают, но медсестра была не столь снисходительна. Она хотела, чтобы он оделся, прошел в столовую и поел вместе с остальными, а поскольку он молчал, то не мог ничего объяснить. Он сидел на кровати, слушая ее ругань и уговоры. Он принял ее помощь и охотно встал, но когда она попыталась повести его за локоть, ноги у Бенни запутались, и он упал. В тот день он позавтракал в постели и пообедал тоже, но к вечеру придумал, как перехитрить свои ступни. Это было очень умно. Бенни обнаружил, что если ронять перед большим пальцем ноги скомканный кусочек бумаги, то это задает ступне цель, стимул двигаться вперед. Один шаг. Потом он бросал следующий. Он носил бумажные шарики в кармане, чтобы пользоваться ими в качестве приманки. Цели очень важны. Так говорил ему тренер, и на каждом клочке бумаги Бенни написал слова, какую-нибудь мотивирующую фразу, чтобы подбодрить себя.
«Просто поставь одну ступню перед другой», – гласил один комочек.
«Делай шаг за шагом», – говорил другой.
«Один