и свободе – дар Усомнившегося и его отпечаток! Но не только! Это и его проклятие, заставляющее каждого, кто искренне жаждет света, страдать от осознания собственной тьмы – тьмы ограниченности, слабости и несовершенства! Вы все, без исключений, – и прокляты, и одарены: осознавать, страдать – и с новой силой рваться к истине и свободе! Такой вот менетекел!

Пришедший-с-небес сделал короткую, на один вздох, паузу и принялся чеканить слова ясно и звонко, выковывая разящие сталью фразы-клинки:

– Дети Создателя! Сидеть ли сынам и дочерям подле отца своего, навечно прикованными к нему?! Дети Создателя! Вправе ли старший брат принуждать младших своих к вечному рабству, лишая их зрения, слуха и языка?! Дети Создателя! Рабы ли вы?!

Несколько мгновений полной тишины – будто все звуки канули во внезапно открывшуюся бездну, и дух людей, которые очутились вдруг на самом её краю, перехватило – до остановки сердца, до потери дара речи… и – едва слышный испуганный шёпот – громом посреди безмолвной пустыни:

– Мы… не рабы?!

И этот растерянный, ищущий поддержки голос стал первым реальным знаком того, что оружие Пришедшего-с-небес достигло своей цели – рассекло толстую шкуру человеческого недоверия: такое невозмутимое и однородное недавно в своей инертности людское скопище беспокойно зашевелилось, и кто-то в нём, порождая очаги ропота, зашептал, забурчал, смелея, а затем и вовсе разразился выкриками – решительными и резкими, как сорвавшиеся из раскрученных до гула пращей камни:

– Нет! Не рабы! – тут и там выстреливало из толпы. – Нет! Нет!

Их было от силы трое-четверо – отчаянных голов, позабывших страх одиночек – посреди многотысячной толпы, однако, почуяв неведомый доселе дух свободы и не в силах с ним теперь расстаться, эти одиночки не желали ни скрывать, ни сдерживать рвавшийся из души крик, они не слышали шиканья и угроз – продолжали рвать горло, отчего, напитываемый безудержным и безоглядным извержением внутреннего огня, ощутимо наполнялся жаром и дрожью воздух, распаляя, растрясая, волнуя – вовлекая в зреющую бурю всё больше народа. И вот будто чаша весов закачалась, стронутая с места наполнявшей её взбаламученной массой: негодующее многоголосье прокатилось пробной волной и заходило по площади, врезаясь в стену храма штормовым прибоем, точно искало простора для растущей в нём силы.

Пришедший-с-небес поднял руку и, дождавшись, когда волнение в ответ на его жест хоть как-то умерит своё буйство, тоже взял более сдержанный тон:

– Сейчас вы раззадорены, и кровь кипит в жилах: воспрявший огонь духа распалил эмоции. Но тем не менее каждый из вас в той или иной степени сбит с толку и озадачен. Не так сложно узнать правду, как принять её, верно? И если нынешний проблеск истины достался вам без малейших усилий, можно сказать даром, то достичь самой истины – стоит великих трудов. Знать о возможности освободиться – это пока ещё не шаг к уничтожению в себе раба, и сама по себе эта информация не улучшит вашу жизнь – скорее сделает её ещё невыносимее. Вы сами поймёте, о чём я говорю, когда сегодня придёте домой и ляжете спать, а завтра наступит новый день – новый, но как две капли воды похожий на все предыдущие, и привычное течение бытия снова подхватит вас, а внушённые вам смирение и ощущение бессилия перед Высшей властью отнимут любое желание что-то изменить. Однако отголоски истины останутся в ваших сердцах и будут жечь их, порождая вопросы, требуя ответов и действий! Никому не удастся игнорировать этот позыв, и потому однажды вы окажетесь перед выбором: рабство или свобода? Сдаться и угаснуть или гореть и бороться? И знайте, что рабство – это не ответ, это отказ от ответа, уход от принятия решения! Ведь разве может быть иной ответ, кроме борьбы и свободы? Так действуйте же, люди! Идите к своему ответу, не сдавайтесь! И пусть каждый поступок, каждое принятое вами решение – вся ваша дальнейшая жизнь! – даст ясно понять тем, кто будет неотвязно пытаться надеть вам на шею ярмо, что они имеют дело с обладающими знанием и волей людьми, а не с безответным, безвольным скотом!

Последние слова Пришедший-с-небес вынужден был прокричать: людское море снова заходило ходуном, загудело, не на шутку взбудораженное речами – то ли пророка Божьего, то ли посланника самого врага.

Между тем притихший было пастырь взялся бормотать – всё громче (молился, что ли?), и вместе с бормотанием глаза его раскрывались всё шире, выкатываясь в гримасе нескрываемого ужаса.

– Е-ресь! – сквозь галдёж расслышал Максуд вибрирующий голос: толстяка вдобавок трясло как в лихорадке.

– Ер-ре-с-сь!

Пришедший-с-небес бросил на проповедника косой взгляд, и тот отшатнулся.

– Ересь! – выкрикнул блюститель отрывисто, как собака гавкнула.

И заорал на пределе сил, расщеплённым воем треснувшего глашатайского рога вознося над гамом площади отчаянный вопль:

– Ер-р-е-е-ти-и-и-к!!!

И без того взвинченная донельзя, раздираемая внутренним диссонансом толпа тут вовсе обезумела, на глазах принимая вид бурлящего (вот-вот выплеснется из берегов площади!) хаоса, готового давить, рвать, перемалывать, разделять и смешивать, извергать и поглощать – самого себя. Этот хаос взревел, напёр, расширяясь, и дадашей вперемешку с «серыми рубахами» прижало к борту помоста – да так, что хрустнуло (доски это были или рёбра?!)! Двое стражей, однако, успели извернуться и, вцепившись в край настила, взбрыкнули со всем отчаяньем неосмотрительных собирателей водорослей, которые сорвались с мокрого камня и попали под удар прибойной волны, – и накативший людской вал буквально вытолкнул их наверх! Чудом спасшиеся не сразу сообразили, что оказались брошенными в ноги новообъявленному еретику, – но вот переглянулись, поднялись и, споро подтянув не ожидавшего нападения Пришедшего-с-небес к лестнице, сердито раздули ноздри, озираясь, выискивая хоть какую-нибудь возможность стащить неугомонного возмутителя умов долу, прочь с амвона и устремлённых на него глаз. Однако перевозбуждённая человеческая масса и не думала расступаться.

– Пусть докажет, что он пророк и Сын Неба! – орали стражам в лицо. – Пусть докажет, что сошёл с Небес, дабы наставлять нас истине, а не явился из Юдоли посланником отца лжи!

– Да, пусть сотворит чудо! Настоящее, как в Писании!

– Пусть накормит нас!

– Накорми! Накорми! – наконец обрела единодушие толпа.

Багровый, блюститель мотал над головой книгой так, словно невидимка, подкравшийся сверху, вырывал её из мясистых пальцев, а он не отпускал. Зев его раскрывался, растягивался в воплях, роняя скопившуюся в углах губ слюну на трещавший помост.

– Умерь свою гордость, строптивый и своевольный Сарбуланд! – завывал блюститель. – Лежавший некогда у ног титана, впечатлявшего величием образа своего, но бесплодного камня по сути, промыслом Божиим ты припал к стопам истинного Господина Вселенной и находишься теперь под властью Его! Ужели забыл ты,