Следуя инструкциям, агенты пытались допросить сотрудников, однако мало чего добились. Работающий в лаборатории юноша 20 лет сбежал, отказавшись что-либо говорить. Его отец работает на государственном пороховом заводе, «поразительное совпадение, с учетом серьезных подозрений в отношении Нобеля», – пишет Морен. От 55-летнего садовника агенты тоже ничего не добились. Морен решил, что ему известно почему. «Был отдан приказ: молчать и скрываться!» Однако четыре женщины, временно нанятые, чтобы рубить ружейный хлопок, оказались более разговорчивыми. Две из них состояли в родстве с юношей, работающим в лаборатории, и почти все они – близкие родственницы сотрудников государственного порохового завода, рапортовали агенты.

После этого агенты разведки на Восточном вокзале сделали вывод. В тайную полицию Министерства внутренних дел они написали:

«После таковых подробнейших расспросов и тщательного анализа мы лично уверены, что господин Нобель активно стремится производить взрывчатые вещества для военных целей; в пользу этого говорят постоянные испытания и различные виды стрельб. Однако мы считаем также, что он устроился в Севран-Ливри для того, чтобы по возможности разнюхать про порох “Лебель” [порох Вьеля, Poudre B]. Близость к этому государственному заводу, подбор сотрудников, тайные поездки, несмотря на то что они ощущают за собой слежку, все это убеждает нас в этом предположении».

В отдельном письме комиссар по особо важным делам Морен рекомендует информировать Военное министерство о подробностях происходящего, «чтобы прекратить такое положение дел, столь опасное для национальной обороны»35.

Альфред Нобель, напротив, ничего обо всем этом не знал. Однако через несколько недель он начал догадываться, что происходит нечто странное. В марте 1889 года он писал, что чувствует за собой слежку. В письме к партнеру в Великобритании, профессору сэру Фредрику Абелю, он высказывается более конкретно: «Несколько дней назад какой-то человек, утверждавший, что он сотрудник полиции, наводил странные справки в моей лаборатории в Севране»36.

Ситуация сложилась абсурдная. Военное министерство призывали вмешаться, а между тем военный министр Франции Шарль де Фрейсине был прекрасно осведомлен об опытах Альфреда Нобеля с порохом и не считал их подозрительными. Напротив, он проявлял большой интерес и любопытство. Как показал в недавнем исследовании (2017) израильский историк науки Йоэль Бергман, Фрейсине еще в декабре 1888 года написал Нобелю, он просил его прислать министерству образцы своего баллистита37. Франция, как и все другие страны, мечтала заполучить самый лучший порох. Нобель, со своей стороны, хотел его продать. В течение длительного времени он регулярно информировал французское правительство о своем продукте, не в последнюю очередь в те времена, когда его компаньон Поль Барб занимал министерское кресло.

В феврале 1889 года, после переписки относительно технических требований, Альфред отправил французскому Военному министерству запрошенные пробы. В сопроводительном письме он гордо сообщал, что теперь баллистит совсем не дает дыма38.

Все смешалось. Пока переодетые в штатское агенты тайной полиции рыскали вокруг дома и лаборатории Нобеля, пытаясь раскрыть опасный заговор против французского правительства, Военное министерство готовилось к проведению испытаний секретного взрывчатого вещества этого самого человека, подозреваемого в промышленном шпионаже. Кстати, испытания проводил Поль Вьель, тот самый, за которым якобы шпионил Альфред Нобель. Военное министерство даже сообщило Альфреду о времени и месте этих испытаний – вероятно, для того чтобы он мог лично при них присутствовать39. По неизвестным причинам эта информация не дошла до тайной полиции при Министерстве внутренних дел. Вероятно, между двумя министерствами существовало определенное соперничество и разногласия как раз по вопросу о слежке за иностранцами.

Военный министр Фрейсине ясно дал понять Альфреду Нобелю, что решение опробовать баллистит не дает никаких гарантий, что он будет закуплен. Испытания той весной прошли совсем не блестяще. Нобелевский порох оказался мощным, однако, по мнению французов, слишком изнашивал стволы ружей.

Нобелю сообщили, что французское правительство решило подождать. Может быть, с пушками порох Нобеля покажет себя лучше?40

* * *

Двумя таинственными господами, «явно не из местных», посещавшими в последние месяцы испытания в Севране, были британские профессора Фредрик Абель и Джеймс Дьюар. Альфреда Нобеля только что попросили выслать образцы в Великобританию для окончательной оценки, а из корреспонденции Нобеля можно сделать вывод, что в тот период они часто встречались втроем как в Лондоне, так и в Париже.

Судя по всему, Альфреду очень льстила возможность сотрудничать с маститыми учеными, а британский заказ пороха заставил его и вовсе приподнять завесу таинственности. Теперь Абель и Дьюар в подробностях узнали, как он дорабатывал состав продукта, чтобы справиться с остававшимися недочетами. Он подхалимничал, утверждая, что всегда к услугам британцев, когда им угодно и где угодно. «Когда я вижу, насколько все эти дела близки вашему сердцу, я начинаю верить, что Военное министерство – ваше любимое чадо, ради которого вы согласны на бесконечные усилия. Только слепой может этого не заметить», – восторженно писал он сэру Фредрику Абелю в январе 1889 года. В следующий раз он похвалил Джеймса Дьюара, называя его «сама любезность», подчеркивая, что для него «большая честь и удовольствие» иметь возможность сотрудничать с таким человеком. В таком компетентном обществе малое личное тщеславие, которое у него, возможно, имелось, как рукой сняло, отмечал Альфред41.

В начале мая он узнал, что сэр Фредрик посетил Париж, не сообщив ему о своем приезде. Альфред испытал неприятные чувства, а несколько дней спустя его юридический советник в Лондоне сообщил, что сэр Фредрик Абель и Джеймс Дьюар подали заявку на получение британского патента на усовершенствованный вариант баллистита. Это что еще такое? Почему они даже не спросили его? Ведь они обсуждали все эти улучшения вместе. Альфред написал Дьюару и подчеркнул, что действовал совершенно открыто в отношении его и британской комиссии по взрывчатым веществам. Если бы они сообщили ему о своих планах, он мог бы объяснить им, насколько недальновидно патентовать мелкие улучшения, тем самым выдавая большую коммерческую тайну42.

Это событие потрясло Альфреда Нобеля. Однако он взял себя в руки, решив рассматривать поступок друзей как оплошность. На бумаге никакого патента пока не существует. Вероятно, Абель и Дьюар действовали из благих побуждений, а Альфред не из тех, кто ставит свой престиж и богатство превыше всего. Несколько месяцев спустя он писал Дьюару: «По сравнению с соперниками у меня есть два преимущества: желание заработать деньги и добиться славы мне в высшей степени не свойственны. Я обожаю иллюзии. Порой мыльный пузырь значит для меня больше, чем сама субстанция, к тому же его легче нести…»43

На этой стадии Альфред довольствовался тем, что потребовал предоставить ему описание патента.