Он его разорвал62.

В конце ноября 1889 года Альфред Нобель получил по почте книгу. Она называлась «Долой оружие!», на этот раз Берта фон Зутнер решила выступить под собственным именем, хотя и считалось, что имена женщин-писательниц отпугивают читателей. Альфред обрадовался этому жесту, но и устыдился. За последний год он получил несколько писем от Берты, на которые не успел ответить. Такое положение дел являлось неизбежным результатом его неустроенной жизни и постоянно растущего потока корреспонденции. Теперь он получал более пятидесяти писем в день.

На этот раз он ответил сразу, похоже с блеском в глазах. «Стало быть, Ваш новый роман называется “Долой оружие!”, прочту его с большим интересом. Но Вы просите меня распространять его: не слишком ли жестоко по отношению ко мне, ибо где, по Вашему мнению, я буду продавать свой порох, если в мире наступит всеобщий мир?»

В шутку он предложил несколько других областей, где Берта могла бы с неменьшим успехом навести порядок: долой нищету, долой старые предрассудки, долой религии, несправедливость и стыд!

Альфред Нобель глубоко уважал Берту фон Зутнер, и она платила ему взаимностью. Неоднократно она пыталась пригласить его в замок в Харманнсдорфе, где жила со своим Артуром. Пока Альфред ни разу там не появился. Однако теперь он заверял ее, что не из-за отсутствия желания с его стороны. С каким удовольствием он приехал бы, только чтобы пожать ее руку и поблагодарить за то, что она по-прежнему помнит его. «Однако свобода для меня так же недосягаема, как и Эйфелева башня; я вижу их обе…а чтобы добраться до них, нужны время и крылья»1.

К сожалению, прошло немало времени, прежде чем он смог прочесть книгу Берты фон Зутнер. Несколькими неделями раньше, решив не ехать к своей больной матушке, Альфред совершил роковую ошибку. Понятие «полностью поправилась» имеет весьма расплывчатое значение, когда больной 86 лет.

7 декабря 1889 года мать Альфреда Нобеля Андриетта тихо скончалась в своем доме на Хамнгатан, до последней минуты оставаясь в ясном сознании. Альфред помчался в Швецию, по-зимнему темную и холодную, где газеты уделили внимание кончине и знаменитым родственникам. «Редко встретишь лучшие отношения между матерью и сыновьями, чем в данном случае», – писала газета Dagens Nyheter 2.

На Стокгольм обрушились туман и снег с дождем. В день похорон Роберт и Альфред сопровождали увитый цветами гроб матери в церковь Св. Якоба, в двух шагах от школы, куда они ходили детьми. По иронии судьбы газеты опять ошиблись в том, кто из братьев умер, а кто жив. На этот раз писали, что рядом с Робертом в большой траурной процессии шагал Людвиг, на тот момент уже покойный. Опровержения так и не последовало3.

На обратном пути Альфред Нобель, глубоко опечаленный, писал Берте фон Зутнер: «Возвращаюсь из Стокгольма, где простился со своей дорогой матушкой, любившей меня так, как уже и не любят сегодня, когда напряженный ритм жизни убил в нас все чувства». Остановившись в отеле в Берлине, он провел Рождество в своем номере в полном одиночестве, «за исключением неизбежного истопника и официанта».

Писательница и хозяйка салона Жюльетта Адам прислала соболезнования, письмо, как обычно, написано ее изящным, но почти неразборчивым почерком. «Еще одно горе, дорогой Monsieur, какие испытания выпали на Вашу долю. Сама я потеряла всех близких. У меня никого не осталось, ни одного родственника, кроме детей. И я знаю, что такое скорбь. Мои самые искренние соболезнования Вам»4.

* * *

Предстояло поделить наследство Андриетты. Единственное, что хотел оставить себе Альфред, – это портрет, написанный Андерсом Цорном, а также некоторые подарки, посланные им из Парижа: часы, серебряную корзинку, браслет с его двойным портретом и фарфоровый горшочек с монограммой. Вспомнил он и о медали Шведской академии наук, которую получил в 1868 году вместе с отцом. «Леттерстедскую медаль тоже можно отдать мне. Я хорошо понимаю намерения моей матери, сделавшей на ней надпись, что она принадлежит Альфреду Нобелю. Моей матери было известно многое, сокрытое от внешнего мира», – писал он кузену Адольфу Альселю, который занимался наследством.

Денег он себе не взял, хотя бóльшая часть солидного состояния его матери состояла из поступлений от него. Зато он хотел решить, как будет распределяться его треть наследства. В первую очередь, он задумал учредить благотворительный фонд имени Андриетты Нобель. В остальном же имелось немало родственников и друзей, кому не помешали бы несколько лишних монет. Дети Людвига, лишившиеся отца, имели право сами наследовать, а вот детям Роберта ничего не полагалось. Кроме того, они находились в худшей финансовой ситуации. Альфред хотел выделить по солидной сумме каждому из четверых: 26-летнему Яльмару, 24-летней Ингеборг, 21-летнему Людвигу и 17-летней Тире. Но прежде всего нужно было проконсультироваться с братом, а это всегда предполагало некий риск. Уже при первой встрече по поводу наследства вспыльчивый Роберт рвался в бой. Такой уж он горячий. Альфред любил его несмотря ни на что5.

Роберту исполнился 61 год. Еще несколькими годами ранее он обзавелся поместьем Йето у залива Бровикен в окрестностях Норчёпинга, где удалился от дел. В Йето он занимался собственными патентами, но в первую очередь сельским хозяйством. Он прокладывал новые дороги, построил семь (!) теплиц и павильон с потрясающим видом на залив, «один из самых прекрасных в Центральной Швеции», судя по отзывам в трудах местного историка. В тех местах его считали нелюдимым и называли «бедный Нобель»6.

Теперь братья виделись куда реже, чем раньше. Альфреду не хватало времени, а Роберт не отваживался на дальние поездки из-за проблем со здоровьем. К тому же у него ухудшилось зрение. Однако относительно недавно Альфред приехал на пароходе в Йето, чтобы навестить брата, а в письмах они то и дело обсуждали судьбу нефтяной компании в России, тревогу за которую оба разделяли. Казалось, Роберт более возмущен положением дел, хотя его доля в компании ничтожна по сравнению с долей Альфреда7.

Инициатива Альфреда по поводу наследства упала на благодатную почву. «Спасибо, дорогой брат Альфред, за Твои подарки моим детям, которых Ты тем самым осчастливил», – пишет в ответ Роберт. Он добавляет, что и сам об этом подумывал, однако ему трудно расстаться со своим «маленьким капиталом». Впрочем, пишет брат, в подарке Альфреда есть свои подводные камни. «Я всеми силами пытаюсь приучить их к простоте и бережливости – единственному, что может сделать человека независимым, по крайней мере, в меньшей степени рабом своих привычек. Если они смогут свободно распоряжаться тем капиталом, который ты переводишь на них, это вызовет к жизни сильные и весьма противоречивые чувства». Поэтому Роберт предлагает положить деньги на имя детей в банк, чтобы они могли получать ежегодную ренту.

Как поступить с семейным склепом? Альфред предложил возвести монумент, «красивый, но без претензии и роскошеств» и «без мистических символов». Портреты матери, отца и брата Эмиля предполагалось поместить в небольшие медальоны и «симметрии ради» оставить место для «того, кто добавится туда следующий, я имею в виду старого, траченного молью себя». Своего портрета он не желал, ибо выглядело бы «почти жалким желание быть кем-то или чем-то среди пестрой компании из одного миллиарда и 400 миллионов двуногих бесхвостых обезьян, бегающих по нашему вращающемуся по кругу земному снаряду. Аминь»8.