разделе «О слове и смысле» и может иметь заголовок: «Когда одна и та же мысль не всегда выражается».

XXV. Соображения относительно предположений, приведенных выше

1. Но по поводу причины необходимо заметить, что под ней понимаются нередко некоторые вещи не в их действительном существовании, но в их возможности, рассматриваемой с нравственной точки зрения; если же имеет место последнее, то ограничение недопустимо. Так, если предусмотрено воспрещение где-либо прохода войска или флота, то проход и не может быть допущен даже при отсутствии намерения причинить вред. Ибо в соглашении имеется в виду не тот или иной определенный ущерб, но опасность возможного ущерба.

2. Обыкновенно вызывает спор также и то, включает ли в себя обещание молчаливое условие: «если вещи остаются в том положении, как они есть». Это следует отвергнуть, если только не ясно с полной несомненностью, что наличное существующее положение вещей предусмотрено в силу единственной указанной нами причины. Так, в разных местах в истории мы читаем, что послы возвращались из предпринятого ими путешествия домой, не выполнив возложенного на них поручения, убедившись в том, что положение дел настолько изменилось, что предмет или причина их посольства целиком отпали (Пасквале «О посольствах», гл. XLIX).

XXVI. Ограничение смысла слов может произойти также вследствие чрезмерного отклонения воли; что принимается в отношении незаконного

1. Противоречие между возникающим случаем и волей греческими наставниками риторики обычно относится к категории «о слове и смысле», о которой я уже упоминал. Противоречие же это может быть двоякого рода, ибо воля выводится или из естественного разума, или из какого-либо иного изъявления воли. Аристотель, тщательнейшим образом исследовавший этот вопрос, признает, что воле, постановляющей решение согласно естественному разуму, свойственна сама добродетель ума – «суждение», или «здравый смысл», то есть «сознание хорошего», а также добродетель воли – «умеренность», то есть «справедливость», которую он мудро определяет как исправление недостатков закона вследствие его всеобщности[767].

Это следует относить также к завещаниям и отчасти к соглашениям. Ибо поскольку всевозможные обстоятельства невозможно заранее ни предвидеть, ни выразить, постольку имеется необходимость в некоторой свободе делать изъятия в отдельных случаях, которые договаривающиеся стороны оговорили бы, если бы их предвидели. Нельзя, однако, тут поступать опрометчиво, так как тогда это было бы присвоением права распоряжения чужими действиями; но следует делать заключения в силу достаточных оснований.

2. Очевиднейший признак дает о себе знать, если в каком-нибудь случае точное соблюдение слов приводит к нарушению закона, то есть к противоречию с естественными или божественными правилами. А так как подобного рода сделки не могут обязывать, то они должны быть устранены. «Хотя то или иное обстоятельство, – по словам Квинтилиана-отца, – и не предусмотрено никаким точным смыслом закона, тем не менее оно подлежит изъятию согласно природе». Так, если кто-нибудь обещал вернуть данный на хранение меч, то пусть не возвращает его неистовствующему, чтобы не создать опасности ни себе, ни другим неповинным. Не следует вещь, данную на хранение, возвращать давшему ее, если ее истребует сам собственник. «Я утверждаю, – говорит Трифонин, – что справедливость состоит в предоставлении каждому того, что ему причитается, но так, чтобы не лишить имущества того, кто имеет большее право на него» (L. Bona fides. D. depositi). Основанием же служит то соображение, как мы уже заметили в другом месте, что сила однажды установленной собственности такова, что не возвратить вещь заведомому собственнику во всех отношениях несправедливо.

XXVII. Вследствие чрезмерного обременения в отношении действия

1. Второй признак проявляется, если точное соблюдение значения слов само по себе или вообще хотя и не влечет прямого нарушения закона, но при обсуждении дела по справедливости обнаруживается слишком тягостное и невыносимое положение – либо с абстрактной точки зрения человеческой природы как таковой, либо при сравнении лица и дела, о котором идет речь, с последствиями действия (Молина, спорн. вопр. 294; Сильвестр, на слово «ссуда», 4; Лессий, кн. II. гл. 27, спорн. вопр. 5). Так, если кто-нибудь дает вещь в ссуду на несколько дней, то даже до истечения срока, коль скоро сам он сильно нуждается в ней, он вправе истребовать ее обратно, ибо сама сделка имеет столь благотворительную природу, что невозможно предположить, чтобы кто-либо пожелал принять на себя такого рода обязательство к великому ущербу для самого себя. А если кто-нибудь обещает военную помощь союзнику, то при неисполнении обещания он заслужит извинения, пока сам у себя дома подвергается опасности и нуждается в войске. И освобождение от уплаты таможенных сборов и податей распространяется только на обычные и всеобщие сборы, но не на те, которые вызваны крайней необходимостью и лишиться которых государство не может[768] (Ангел, ad L. 7. ad L. Rhod; Васкес, «Спорные вопросы», гл. 31).

2. Отсюда ясно, что Цицерон выразился слишком обще, говоря, будто не подлежат соблюдению обещания как бесполезные для тех, к кому они обращены, так равно и такие, которые вреднее для тебя, чем полезнее тому, кому дано обещание[769]. Ибо полезна ли вещь тому, кому она обещана, – об этом давший обещание не должен судить, кроме случая безумия заинтересованной стороны, о чем мы сказали выше. И дабы обещание не связывало давшего обещание, недостаточно любого ущерба для давшего обещание, но ущерб должен быть таким, чтобы по природе сделки можно было считать его достаточным основанием для изъятия[770]. Так, если кто-нибудь обещал соседу выполнить подряд в несколько дней, тот не ответственен за несоблюдение обещания, когда его задержит тяжкая болезнь отца или сына. Об этом правильно говорит Цицерон в книге первой «Об обязанностях»: «Если ты обещаешь кому-нибудь выступить защитником по делу, а между тем тяжко заболеет твой сын, то неисполнение обещанного не будет нарушением обязанности».

3. В том же смысле надо понимать, но не следует преувеличивать чрезмерно то, о чем мы читаем у Сенеки[771] («О благодеяниях», кн. V, гл. 35): «Я обманываю доверие, я рискую навлечь упрек в недобросовестности, если несмотря на неизменность обстоятельств в том виде, как они сложились в момент данного обещания, я все же не исполню обещанное. Но самое незначительное изменение обстоятельств предоставляет мне свободу возобновить переговоры сначала и освобождает меня от ответственности. Я обещал выступить в защиту на суде; затем выяснилось, что этим делом причиняется ущерб моему отцу. Я обещал отправиться с тобой в дальний путь, но путь, как стало известно, кишит разбойниками. Я был готов явиться на разбирательство дела, но болезнь сына, но приближение родов жены меня задержали. Все должно остаться в том положении, как было в момент, когда давалось обещание, чтобы ответственность обещавшего имела место».

«Все» следует понимать согласно природе рассматриваемой сделки, как мы только что