– А я предупреждала, предупреждала же, – с сонной отстранённостью пробормотала Мадам. – Предупреждала…

Она защитит брата так же, как и всю жизнь защищала эту похотливую сучку, она сделает это для него. И дом тогда подпалила не наша, как думали некоторые, ноющая мамаша, у которой там вроде бы с горя крыша поехала, вроде как-то так… Бедняжка, брат любил её. Но теперь она защитит всех!

– Криворотыйкрючконос, – мадам коснулась разбитой припухшей Ольгиной губы, в её изучающем взгляде мелькнуло что-то новое, какой-то дремучий интерес.

Защитит! Только она сделает это не здесь. А на глазах брата. Чтоб он увидел, как она старается для него.

Мадам стащила за ноги Ольгу с кровати. Ударившись с глухим стуком об пол головой, та застонала, но не проснулась. Уродина даже ничего не почувствует, но надо торопиться. Больше не заботясь о том, что она, возможно, сломает спящей Ольге шею, Мадам потянула её волоком по лестнице вниз.

Она сделает это для него. На глазах брата Мадам задушит криворотокгокрючконоса.

– Игорь, – произнесла Ванга.

– Тс-с, тихо, спокойно, и все останутся живы. Вы сейчас сможете отсюда уйти и забрать девочку. Или примерить на себя медальки, что поймали Телефониста. Только вряд ли вы их получите. Ну как?

Сухов молчал.

– Ну как, что ты выберешь? – настойчиво поинтересовался Игорь Рутберг, но теперь он обращался только к Сухову. – Счастливую жизнь дочери или служебный долг?! Хотя, – усмехнулся, – ты ведь здесь не из-за мусорского долга, верно?

Сухов вдруг почувствовал, каким тяжёлым стало оружие в его руках и какое оно холодное.

– И ничего не было? – произнёс Сухов. Теперь в его глазах плавал этот масляный огонёк.

– Я понимаю, жить с этим будет трудно. Но ведь жить, – резонно заметил Игорь Рутберг. – Вас отстранили от дела, герои… Девочка даже не поймёт, где находилась. Всё остальное – детали. И много-много счастливых лет впереди.

И тогда Сухов удивил его – он улыбнулся:

– Да я не об этом. Ты-то куда денешься?!

Игорь Рутберг оценил такое ведение дел, кивнул:

– Ты лучше о себе подумай! А я о себе позабочусь. Но для этого надо положить оружие. Ну, как, Сухов?

– Игорь, но ведь ты был со мной! – не выдержала Ванга. – В тот вечер, когда…

– Две свечи? – теперь он с улыбкой кивнул Вангиной реплике, однако не сводя взгляда с Сухова. – Интернет вещей, дорогая моя, я не раз тебе говорил. Я видел, что ты ужинаешь напротив, твой телефон подсказал, и включил свет. Только меня не было в нашем гнёздышке на Фрунзенской. Элементарно, Ватсон, прости, что передразниваю: ты собиралась меня бросить, я знал, что не прибежишь сразу, по первому зову. И пришёл туда за несколько минут до тебя. По первому нет, но всё равно прибежишь – такова твоя природа. Ещё я видел, как ты стояла на мосту, пудрила мозг какому-то парню – романтическое свидание… Возможно, стихи. И всё не решалась, что выбрать. Но в итоге-то прибежала всё равно ко мне. Природа… И я не осуждаю тебя за это. Видишь, следак Сухов, ты тоже многого о ней не знаешь.

– Мерзавец, – глухо и жёстко выдавила Ванга. Её лицо покраснело, как от пощёчины. Но она не стала смотреть на Сухова. И снова покосилась в темноту дома.

– Не осуждаю никого из вас. Так вам ли осуждать меня? Все те женщины пошли со мной сами. И умерли в момент наслаждения, получив то, чего хотели. Не утверждаю, что прямо осчастливил их, не как в книжках Форели, но где-то похоже. Ну, Сухов, чего решил?

– Заманчиво, – произнёс Сухов.

Периферийное зрение: Ванга видит что-то. Сухов не знает, что именно, ему достаточно скосить взгляд, и Рутберг тут же этим воспользуется, а следующей будет Ванга. Рутберг врёт, в неё он тоже будет стрелять, теперь уже будет. Но она что-то видит. Дюба? Кто-то ещё?! Пространство становится ещё более наэлектризованным. И Сухов не ошибся.

– Игорь! – закричала Ванга. – Она сейчас задушит Ольгу!

«О чём она?» – мелькнуло в голове у Игоря Рутберга.

Он по-прежнему держал голову Сухова под прицелом и сейчас с трудом подавлял желание облизать губы, как в книжке этого проницательного Форели.

Экскаватор, с которым он недавно возился. Лобовое стекло затемнено, и в нём, как в зеркале, отражается дом, вход в дом, где находятся две его сестры, и в этом тёмном зеркале сейчас что-то промелькнуло. Элен страшно, с грудным всхлипом, вскрикнула, и раздался грохот.

– Заманчиво, – снова начал говорить Сухов.

Дюба увидел это, когда собирался разбить молотком окно. Дверь на верхний уровень цокольного этажа оставалась открытой, и Дюба увидел женщину, которая раздробила его единственную ногу. Она притащила тело другой женщины, которую Дюба никогда не встречал прежде, вероятно, той самой сестры, Ольги, о которой они говорили, и склонилась над ней. Дюба понял, что она собирается сделать. И убедился, что Ольга, к счастью, не мертва, потому что, как только безумица сдавила её шею, у той задрожали ноги. Но она не сопротивлялась, видимо, была без сил или под действием снотворных. Дюба посмотрел в темноту зиндана, из которого выбрался, и на двух женщин, одна из которых собиралась задушить другую. Этот дом действительно полон чудовищ. Он пришёл сюда к тёзке за помощью, розовый слон привёл его, но вот как всё повернулось. Девочка, которую надо спасти, и беспомощная женщина; Ксения и Ольга, и молоток в его руках, безжалостно раздробивший его ногу. До женщин вверх вели несколько ступенек, но Дюба их прекрасно видел.

– Прости меня, – проговорил он. – Я знаю, что ты могла бы быть хорошей.

И швырнул молоток. Наверное, если б его рука была твёрже и сильнее, он убил бы Мадам наверняка. Но молоток коснулся её челюсти уже на излёте, и Дюба закрыл глаза.

Сухов видел, как Игорь Рутберг на мгновение скосил взгляд куда-то за его спину, среагировав на грохот, и как он увидел там что-то, возможно, то же, что и Ванга, потому что глаза его застыли. И этого мгновения Сухову хватило.

«Я ведь обещал, что убью тебя», – успел холодно подумать он.

– Заманчиво, – повторил Сухов. – Но не подходит.

И нажал на спусковой крючок. А потом ещё раз, не позволив Игорю Рутбергу совершить ответный выстрел. И услышал, как тихо застонала Ванга, и понял, что она, скорее всего, зажмурилась, когда обе его пули пробили грудь человека, которого всё это время они называли Телефонистом.

А потом она всё же подбежала к нему, склонилась и заговорила:

– Дыши, дыши, мы сейчас вызовем скорую. Дыши…

И Сухов понял, что до конца своих дней, сколько бы ему ни осталось, он будет помнить интонацию её голоса. И ту тайну, с которой любовь перетекает в ненависть, и всё равно до конца не забывая обратную дорогу, тайну, которая, так или иначе не даёт покоя каждому, и которую так до конца никому не удалось разгадать.

Сухов подошёл, присел рядом. Ему бы отправиться за дочерью, но вот он пока подошёл сюда. Игорь Рутберг что-то пытался сказать.