Всё же Дюба вскрикнул. Его всегда это удивляло, как разная боль может ощущаться в отдельности. А казалось бы, большая должна заглушить меньшую. Неисповедимы твои пути, Господи. На Дюбиных глазах выступили слёзы.

Верёвка коснулась зубьев пилы. Она связала его туго. Дюба, не заботясь о том. Что может порезаться, начал водить верёвкой по зубьям.

Он высвободился, когда свет на верхнем уровне начал меркнуть. Дело шло к закату. По какой-то причине она забыла про него, не торопилась вернуться, чтобы завершить начатое. Дюба смотрел на молоток и подумал, что если она явится, он запросто сможет размозжить ей череп. Но тогда её исчезновение заметят те, кто знает о ней. Или тот. Дюба не хотел пока об этом думать. И вместо того, чтобы пустить молоток в дело в ближайшее время, он принял другое решение. Горы ветоши, куча перепачканного сажей какого-то хламья… Дюба принял другое решение. И хоть малейшее движение теперь вызывало невыносимую боль, он полностью вымазал себя сажей. Он весь был в золе.

Зиндан… Она явилась утром, когда Дюба полностью изучил место, в котором находился. Она беззаботно напевала, и у неё опять был юный голос. Она спустилась вниз по лесенке. Дюба понял, что второго её визита он не переживёт. И укрыл себя ветошью, выбрав самую грязную, с кусками сажи, устроившись в углу у стены. Лицо его было чёрным, и он закрыл глаза. Дюба умел изображать полное отсутствие, выключать любые флюиды и гремящие мысли. И это не раз спасало ему жизнь. Правда, всё это осталось в другой, его двуногой эпохе, а сейчас он готов был признать, что его план нелеп.

Она сняла наушники, пропев «Хэндз ап, бейби, хэндз ап», и оглянулась по сторонам. Дюба перестал дышать и услышал, как она сказала:

– Ну вот, глупенькая, я же говорила, что здесь никого нет, – эта женщина разговаривала сама с собой. – Идём. Надо уходить. Она любит это место. Я её боюсь! Не хочу, чтобы она вернулась. Очень боюсь.

И ушла.

Дюба открыл глаза.

(Хэндз ап, бейби, хэндз ап)

Кто мог вернуться?! Она — это кто?! Дюба провёл иссохшим языком по внутренней стороне зубов. Пить хотелось очень. Ему нужен был хотя бы глоток воды. «Не хочу, чтобы она вернулась. Я её боюсь». Почему-то Дюба подумал, что знает, о ком речь. Он моргнул. Сторонний наблюдатель увидел бы в темноте лишь белки его глаз. Да и то смутно. Дюбин план сработал.

– Зачем ты меня сюда привёл? – прошептал он, обращаясь к своему розовому слону. – Это очень плохое место.

Через несколько часов (наверное, на самом деле, он не знал, сколько прошло времени) его вывели из забытья голоса. Сначала он решил, что это голоса его бреда, огня, что ещё нещадно бушевал в теле. Он прислушался. Голосов было несколько. Кто-то разговаривал с ней или между собой, спокойно, дружелюбно. Кто? Врачи? Тёзка?! Её приехали навестить? И Дюба услышал – видимо, врачи её расспрашивали о самочувствии и делали инъекции.

Он закричал. Они должны знать, что он здесь, они должны помочь! Люди наверху продолжали разговаривать. Дюба прислушался и закричал снова. В тоне голосов ничего не изменилось, и беседа не прервалась. Его не слышали, хотя он отчётливо мог различить каждый звук. Дюба закричал из последних сил – спокойный разговор наверху продолжился.

«Ну да, – подумал Дюба. – Акустическая ловушка. Свойство закрытых пространств».

Когда-то с ним такое было. В горах, в забытую двуногую эпоху. Разведка совершала неудачный спуск со склона в зимний период. Снежная лавина. Но ему повезло, она не убила его, не разорвала внутренности, а присыпала совсем немного, да ещё положила так, что он мог дышать. Но не мог даже пошевелиться, снежная лавина оказалась как камень. И пока его искали, откапывали, Дюба слышал каждый шорох, каждый звук, голос каждого из своих товарищей. Но они не могли его слышать, ори хоть на разрыв аорты, и хоть до них было совсем рядом – его присыпало не больше, чем на двадцать сантиметров. Командир, тёзка, предупреждал – кричать бесполезно, лучше экономить воздух.

Акустическая ловушка. Зиндан… Дюба подумал, что если б в его организме не осталось бы так мало влаги, он бы сейчас снова заплакал.

А потом появилась эта девочка.

– Тебя тоже здесь держат? – услышал Дюба детский голос. К этому времени его тело превратилось в сплошной сгусток белой пульсирующей боли, и поначалу он решил, что ослышался. Что это его воображение, его бредовые галлюцинации.

– Я видела, как ты пошевелился в темноте, когда спал. Ты молодец, здорово спрятался. Я оставила тебе воды.

Он повернул к ней голову. Нижний уровень подвала был разделён решёткой. Это Дюба уже уяснил. И она сидела в уголочке по другую сторону и разговаривала с ним.

– Про тебя забыли, да?! – спросила она. – И ты спрятался? Я видела. И даже встала у решётки, когда он приходил. Чтобы тебя не заметил.

– Кто приходил? – слова дались Дюбе нелегко.

– Не знаю, – сказала она. – Тот, кто меня сюда привёз. Он приходит раз в день, приносит еду и уходит. Он в маске. Я думаю, это Телефонист. Здесь очень много страшных вещей. Тех, которыми он пользовался.

Дюба попытался сесть. Он не понимал, о чём речь.

– Я оставила тебе воды, – сказала девочка. – И половинку Биг Мака. Он приносит мне еду из «Макдоналдса». Хочешь?

– Я не могу, мне очень больно, – сказал Дюба. И тут же услышал, как жадно добавил: – Хочу! Воды…

Она подошла к решётке, протянула ему бумажный стаканчик и бутерброд в обёртке.

– Давай, постарайся. Прости, колу я выпила.

И впервые с тех пор, как Дюба измазал себя золой, он покинул своё тёмное убежище. Он пополз на одних руках, больше не обращая внимания на боль.

– У тебя нет ног, да? – сказала она. Присела, протягивая сквозь решётку стакан, бумажный стакан, полный воды. И Дюба пил её, знал, что нельзя жадно, что надо маленькими глоточками, но пока не мог по-другому. Остановил себя, когда выпил примерно половину.

– Одной ноги нет, – сказал Дюба. – Но это не страшно.

– Я Ксения, – сказала девочка.

– Привет, Ксения, – Дюбу начало мутить, и он часто задышал, чтобы его не стошнило. Она подождала и спросила:

– А ты?

Он не знал, как правильно ответить, и сказал:

– Дюба, – улыбнулся и добавил: – Не страшно, что ноги нет, Ксения. Я вытащу нас отсюда.

Девочка посмотрела на него с недоверием:

– Как? У тебя, что, там есть свой вход? С твоей стороны?

– Да, наверху.

– Он заперт, как и мой. Видишь, он меня даже не связал. Значит, надёжно заперт.

Дюба подумал:

– Я ещё не знаю, как, но вытащу. Я обещаю, – сказал он. Посмотрел на ящик с инструментом. Наверху окошки… Дюба решил, что ели уж он преодолел несколько метров от своего угла до решётки, то и лестницу преодолеет. Может быть, не сразу и уж точно не сегодня, но преодолеет.