Гаврик не заставил себя ожидать. Он появился точно вназначенное время. Было знаменательно, что он пришел не с черного хода, черезкухню, как обычно хаживал в детстве, предварительно посвистев со двора в четырепальца. Гаврик позвонил с парадного хода, сдержанно поздоровался и, сняв своестаренькое пальто в передней, пригладил перед зеркалом волосы маленькойкостяной расческой. У него были чистые руки, и, прежде чем войти в комнаты, онаккуратно заправил под узкий ремешок сатиновую косоворотку с перламутровымипуговичками. В обеих руках он держал, как бы торжественно нес перед собой,новую пятикопеечную тетрадь с выглядывающей розовой промокашкой и заложенным внее новеньким карандашом. Петя молча провел приятеля в комнату и усадил записьменный стол как раз между микроскопом и глобусом, на которые Гавриктревожно покосился.

– Значит, так, – сказал Петя очень строго, но вдругсконфузился.

Он мужественно переждал припадок застенчивости и бодро началснова:

– Значит, так. Латинский язык есть один из богатейших имогущественнейших в семье индоевропейских языков. Первоначально, подобноумбрскому и оскскому, он раньше принадлежал к группе главных наречийнеэтрусского населения Средней Италии, как диалект жителей равнины Лациума, изсреды которых выделились римляне. Понятно?

– Не, – сказал Гаврик, отрицательно качнув головой.

– Что же тебе непонятно?

– Которые главные наречия неэтрусского населения, –тщательно выговорил Гаврик, жалобно глядя на Петю.

– Ага. Хорошо. Потом поймешь. Это потому, что ты еще непривык. А пока пойдем дальше. Значит, так. В то время как языки остальныхнародов Италии ну, там этрусков, япигов, лигуров… понятное дело, кромеродственных с латинянами умбров и сабеллов, – остались, так сказать, замкнутымив пределах более или менее тесных областей, народными диалектами, – Петя сделалруками по воздуху очень красивый профессорский жест, обозначавший, что языкиостальных народов Италии остались замкнутыми, – латинский язык благодаря римлянамне только превратился из диалекта в господствующий язык Италии, но и развилсядо степени языка литературного. – Петя многозначительно поднял вверхуказательный палец. – Понятно тебе?

– Не! – повторил удрученно Гаврик и снова отрицательнопотряс головой. – Ты мне, Петя, лучше сразу покажи ихний алфавит.

– Я сам знаю, что лучше, – сухо заметил Петя.

– А может быть, – сказал Гаврик, – которые эти самые этрускии япиги, то мы их потом будем проходить, а пока что ударим по самым латинскимбуквам, как их писать. Нет?

– Кто репетитор: я или ты?

– Допустим, ты.

– Так и слушайся меня.

– Я же слушаюсь, – покорно сказал Гаврик.

– В таком случае пойдем дальше, – сказал Петя, расхаживая покомнате, заложив за спину руки и наслаждаясь своим превосходством передГавриком и своей властью учителя. – Значит, так. Ну там, в общем, потом этотсамый классический литературный латинский язык приблизительно через триста летутратил свое господство и уступил, понимаешь ты, место народному латинскомуязыку, и так далее, и так далее, и тому подобное – одним словом, это все не такважно. (Гаврик одобрительно кивнул головой.) А важно, братец мой, то, что вконечном счете в этом самом латинском языке оказалось сначала двадцать букв, апотом прибавилось еще три буквы.

– Стало быть, двадцать три! – быстро и радостно подсказалГаврик.

– Совершенно верно. Всего двадцать три буквы. Потом…

– А какие? – нетерпеливо спросил Гаврик.

– Не лезь поперед батьки в пекло! – сказал Петя традиционнуюпоговорку гимназического учителя латинского языка, которому он все времянезаметно для себя подражал. – Буквы латинского алфавита суть следующие.Записывай: A, B, C, D…

Гаврик встрепенулся и, послюнив карандаш, стал красивовыводить в тетрадке латинские буквы.

– Постой, чудак человек, что же ты пишешь? Надо писать нерусское «Б», а латинское.

– А какое латинское?

– Такое самое, как русское «В». Понял?

– Чего ж тут не понять!

– Сотри и напиши, как надо.

Гаврик вынул из кармана своих широких бобриковых штановкусочек аккуратно завернутой в бумажку полустертой резинки «Слон» с оставшейсязадней половинкой слона, стер русское «Б» и на его месте написал латинское «В».

– Впрочем, – сказал Петя, которому уже изрядно надоелопреподавать, ты пока тут переписывай латинский алфавит прямо из книжки, а янемножко разомнусь.

Гаврик стал покорно переписывать, а Петя стал разминаться,то есть гулять, заложив руки за спину, по квартире, и гулял до тех пор, пока неостановился в столовой перед буфетом. Как известно, все буфеты имеют длямальчиков особую притягательную силу. Редкий мальчик в состоянии пройти мимобуфета, не посмотрев, что там находится. Петя не составлял исключения, темболее что, уходя, тетя имела неосторожность сказать:

– …и, пожалуйста, не лазь в буфет.

Петя отлично понимал, что тетя имеет в виду ту большую банкуклубничного варенья, которую прислала бабушка из Екатеринослава к рождеству.Варенье еще не начинали, хотя оно предназначалось к праздникам, а праздники ужепрошли, и это слегка раздражало Петю. Вообще трудно было понять тетю. Обычноочень добрая и щедрая, она становилась безумно, а главное, совершеннонепонятно, скупой, как только дело касалось варенья. При ней страшно было дажезаикнуться о варенье. У нее сейчас же делались испуганные глаза, и она быстроговорила, дрожа от беспокойства:

– Нет, нет! Ни в коем случае! Даже не подходи близко. Когдабудет надо, я сама дам.

Но когда будет надо, этого решительно никто не знал, а онане говорила и только испуганно махала руками. В конце концов это было простоглупо: ведь варенье варилось и посылалось специально для того, чтобы его ели!

Петя, разминаясь, открыл буфет, подставил стул и заглянул насамую верхнюю полку, где стояла тяжелая, как снаряд, полная банкаекатеринославского варенья. Полюбовавшись банкой, Петя закрыл буфет и пошелпосмотреть, как идут дела у его ученика. Гаврик прилежно выводил латинскиебуквы и уже дошел до «N», не зная, как ее надо писать. Петя показал, какпишется латинское «N», похвалил Гаврика за аккуратность и вскользь заметил:

– Между прочим, нам бабушка прислала на рождество банкуклубничного варенья. Шесть фунтов банка.

– Заливаешь!

– Святой истинный!