Последним известным местом жительства Графтона был обветшалый многоквартирный дом на окраине Филадельфии. Том поставил машину у тротуара и подошел к двум подпиравшим стену парням, без сомнения присматривавшим за пятачком, где с вечера до утра переходили из рук в руки наркотики и деньги.

Он достал двадцатку, разорвал ее вдоль, отдал им одну половину и пообещал отдать вторую при условии, если к его возвращению машина останется в своем нынешнем состоянии. После этого он вошел в подъезд. Револьвер он засунул за ремень сзади.

На лестнице воняло мочой, облупившиеся стены были разрисованы граффити, но на косо висящих почтовых ящиках еще можно было прочесть фамилии жильцов и номера квартир. Поднимаясь по ступенькам, Том гадал, каким образом обитатель такой трущобы умудрился раздобыть денег на залог.

Он добрался до последнего этажа и повернул в сумрачный коридор.

Дверь квартиры 5D была приоткрыта. Он толкнул ее ногой, на всякий случай потянувшись за револьвером. Графтон спал, растекшись в кресле, в грязной рубашке и дырявых джинсах. Совершенно опустившийся человек.

Том подошел и похлопал его по плечу, сунув под нос револьверное дуло. Графтон дернулся от неожиданности, заслонив руками лицо и умоляюще глядя на незнакомца. Его растерянный взгляд, обстановка в комнате – просиженное кресло, шаткий столик на одной ножке, матрас прямо на полу – все было пропитано безнадежностью, все свидетельствовало о том, что человек махнул на себя рукой.

– У меня к тебе два вопроса, – начал Том. – Правда, ответ на первый я вроде и так знаю. Ты не агрессивен, когда у тебя ломка?

Графтон отрицательно покачал головой. Том опустил револьвер.

– Второй вопрос и того проще. – Он достал из кармана фотографию Агаты. – Знаешь ее?

– Нет, никогда не видел.

За всю свою карьеру Брэдли ни разу пальцем не тронул ни лежачего, ни закованного в наручники. Насилие в его арсенале отсутствовало, а его нынешний собеседник, хотя и был без наручников, определенно был не способен оказать сопротивление.

Он помог ему сесть в кресле прямо и протянул очки: они лежали на столике рядом с пустой бутылкой из-под пива. Оправа очков, судя по слою клейкой ленты, давно дышала на ладан.

– Посмотри внимательно, – попросил Том, – и ответь еще раз.

– Да, – выдавил Графтон, поправляя очки на носу, – я ее узнаю. Но это такая давняя история! Насколько я знаю, она мотает огромный срок.

– Ты не навещал ее в заключении?

– Мы не были друзьями, просто иногда встречались на собраниях, не более того. В других ситуациях я ее не видел.

– Здесь поблизости не живут ваши общие друзья?

– Я с этой публикой порвал, как и с миром вообще. Может быть, теперь вы оставите меня в покое?

Ответы Графтона звучали искренне. Подойдя к окну, Том удивился, что его машину по-прежнему сторожат двое парней и что она все еще стоит на четырех колесах. Только это и могло его сейчас утешить: он поставил не на ту лошадь и зря потерял драгоценное время.

Уже уходя, он оглянулся на Графтона:

– Между прочим, кто внес за тебя залог?

– Мой двоюродный брат. Это уже не первый раз – он клянется, что последний. Но такую клятву он тоже дает не в первый раз.

– Чем же занимается твой двоюродный брат? Откуда у него средства на такое великодушие?

– Это его дело. Вы наконец уберетесь?

Том поблагодарил Графтона и был таков.

На улице он расплатился со сторожами и сел за руль.

Достав из сумки личное дело Графтона, он еще раз подробно с ним ознакомился. У него вдруг появилась надежда, что он, возможно, не напрасно приехал в Филадельфию.

* * *

– Почему Сан-Франциско? – осведомилась Милли.

– Тамошние друзья ждут меня к ужину, – сказала Агата.

– Какое терпение! Вы могли бы воспользоваться самолетом, чтобы не заставлять их столько ждать.

Агата показала свой револьвер.

– Сдается мне, в наши дни на борт вряд ли пустят с пушкой.

С ними поравнялась машина дорожного патруля. Полицейский смотрел на них пристально и осуждающе. Агата, глянув на спидометр, немедленно велела Милли сбавить ход и широко улыбнулась полицейскому. Тот удовлетворенно кивнул и прибавил газу.

– У меня подозрение, что с той минуты, как я позволила себе разместиться в твоей машине, ты только о том и думаешь, как бы меня высадить. Не стану тебя осуждать, на твоем месте я вела бы себя так же. А еще ты не можешь не задаваться вопросом, хватит ли у меня духу всадить в тебя пулю. Честно говоря, я сама понятия не имею, хватит ли. Зато ничуть не сомневаюсь, что без малейшего колебания продырявлю эту кокетливую приборную доску, не говоря уж о дверцах и потолке. Ты представляешь, каких бед может натворить такая пушка в автомобиле? Если нет, то послушай меня: дыры будут такие здоровенные, что тебе уже не придется поднимать верх, чтобы ветер растрепал тебе волосы. Попробуй потом найди элементы внутренней отделки для «олдсмобиля»! Вряд ли они еще есть в продаже. А если заменить их ненастоящими, то твоя тачка лишится своего шарма. Так что будь умницей, не дури. Пойми, тебя ждет очаровательная поездка, а через пять дней ты вернешься к своему Фрэнку, своей миссис Берлингот и своим бесценным привычкам. Кстати, о деньгах не тревожься: за бензин буду платить я. Ну как, договорились?

Милли распустила волосы и взглянула на Агату:

– Ладно, даю вам пять дней. Но только, чур, одно условие!

– Сдается мне, ты не в том положении, чтобы ставить мне условия. Выкладывай, поглядим, что ты придумала.

– Вы расскажете мне всю правду о том, что вас гонит в Сан-Франциско, что заставляет угрожать мне револьвером. Понимаете, если вы намерены кого-то укокошить, то в ваших интересах убедить меня, что ваша жертва – худший на свете негодяй, иначе я откажусь доставить вас к нему.

Агата озадаченно уставилась на нее:

– Похоже, мы с тобой найдем общий язык! – И она громко расхохоталась.

* * *

Том медленно ехал по жилым кварталам, среди цветущих вишневых деревьев и пышных садов, в глубине которых красовались двух-трехэтажные дома.

Свернув на Мервуд-Лейн, он потушил фары и подфарники и стал ждать.

Вечерняя темнота навела его на мысль об его приятелях-волках. Воспользуются ли они его отсутствием, чтобы наведаться к его хижине?

– Пять лет! – ворчал он про себя. – Могла бы потерпеть. Почему именно теперь? Что заставило тебя сбежать?

В одном из окон, за которыми он наблюдал, подняли штору, и он испугался: ему показалось, что за окном мелькнула знакомая тень. Он бросился за ней не раздумывая, подгоняемый долгом, но готов ли он посмотреть ей в лицо, услышать ее голос? Что он сделает, если она прячется здесь?