Однако следующие слова дежурного следователя подняли волосы на моей голове. Отвечая на вопрос практикантки, он назвал другую фамилию: Аннинский Виталий Валерьевич.

— Труп наполовину находился в воде…

Как будто подтверждая слова Белоногова, тягучий монотонный голос с эпицентра следственных мероприятий отдал кому-то распоряжение: «Изъять пробы воды в полторашку».

— Нужно достать бланки по забору воды.

— Достань…

Неохота, лень-матушка собрала под свое крыло оперов, экспертов, практикантов. Казалось, они сидели все вместе в подпольном казино, и когда накал за покерным столом достиг высшей точки, на зеленое сукно свалилось тело с Шибаевского пруда.

— В кармане куртки было обнаружено удостоверение на имя Аннинского Виталия Валерьевича…

Я не заметил, как Белоногов, говоря «булгаковским языком», «успел сплести целый рассказ» — с подробностями, о которых мог сообщить только свидетель убийства (а почему нет?). Когда Белоногов поставил точку в своем повествовании, в моей голове родилась целостнаякартина происшествия. Вот как это было.

Убийца и жертва приехали в это безлюдное место в одной машине, следы который отпечатались на песчано-гравийной дорожке. Они вышли из машины; разговор их длился две или три минуты: кто-то из них, скорее всего жертва, успел выкурить сигарету. Продолжение беседы состоялось уже на берегу пруда… Сергунин повернулся к собеседнику спиной, давая понять, что разговор его не интересует и в принципе закончен. И едва не поплатился за свою легкомысленность. Противник захватил его левой рукой за шею и выхватил нож из ножен на поясе спереди. Но не рассчитал свои возможности по скорости, ему следовало бы вначале вооружиться… Сергунин вывернулся: согнув колени, он резко распрямился, толкая противника спиной и лишая его возможности нанести удар ножом. И подмял его под себя. И уже в партере, лежа на нем спиной, оказался в невыгодном положении: противник в это время обхватил его ногами, удерживая на себе, и предпринял очередную попытку нанести удар ножом. Из такой позиции ему было удобно одним точным и сильным движением перерезать ему горло. Но Сергунин опередил его на мгновение. Он поддернул ноги, уходя от захвата ногами противника, и прижал подбородок к груди, защищая горло. Его оппоненту оставалось только ударить его ножом в любой незащищенный участок тела: один, два, три раза, и после таких уколов противник не смог эффективно защищаться. Тем не менее Сергунин черпал силы буквально из воздуха: дышал часто и глубоко. Борясь за свою жизнь, он сделал то, чего не смог бы сотворить на борцовском ковре: еще выше поднял ноги, как бы заводя свое тело на манер пружины. В следующее мгновение он выбросит их вверх и вперед. Так думал противник Сергунина — но он ошибся. Сергун продолжил давить на него, рискуя сломать шею, но совершил-таки переворот через голову… Он встал и встречал противника, пошатываясь. Короткий поединок вымотал его; и если бы у него был пистолет, он не смог бы попасть в противника и с пяти шагов. А тот был всего в паре от него и по-прежнему вооружен ножом. В отличие от Сергуна, у него осталось много, очень много сил, и с обессилевшим противником он стал играть как кошка с мышкой. Он держал нож прямым хватом и острием клинка вверх, сжимал прорезиненную рукоять безымянным пальцем и мизинцем, остальные только поддерживали холодное оружие и направляли его в цель… Сделав отвлекающий замах пустой рукой, он бросил вооруженную руку вперед. На этот тычок Сергунин отреагировал единственно возможным в его положении способом: заблокировал удар рукой. И так как режущая сторона ножа была направлена вверх, он не мог не распахать о него руку. Кисть словно обломилась, но Сергун сумел поднять руку к груди, уменьшая площадь поражения. Что-то изуверское показалось во втором ударе ножом, и он ничем не отличался от первого: ни силой, ни направлением; даже положение ног атакующий не поменял. Он далСергуну порезать и вторую руку, и тот стоял перед ним, как будто с обмороженными руками… Кровь стекала из порезанных кистей в рукава куртки… Колющий удар вниз. Сергун, получив ранение в бедро, рухнул на одно колено. Атакующему не хватило одного удара, чтобы «четвертовать» соперника. Но четвертого удара было не избежать. Он нанес его по косой линии, все так же держа нож острием кверху и из исходной позиции «нож у левого колена». Он вложил дополнительную силу в удар, выгнув кисть вооруженной руки. Лезвие вошло в шею над правой ключицей, а вышло под левым ухом. И со стороны казалось, оно не встретило сопротивления: настолько точным и сильным получился удар. Атакующий сделал шаг назад, и тело его противника ткнулось головой к его ногам. Через секунду оно завалилось на бок: левая половина в воде, правая на суше. В таком положении его и застала опергруппа, прибывшая на место преступления по звонку человека, обнаружившего труп…

— Над ним поработал мастер, — такими словами закончил свой рассказ Белоногов. — Сергун сам был нехилого телосложения. Но противник его был куда мощнее, опытнее. Хладнокровный, как тигр.

— Есть версии? — спросил я, чтобы спросить.

Белоногов махнул рукой: то ли нет, то ли выше крыши.

— Не думаю, что удостоверение Аннинского всплыло случайно и так скоро. Кто-то заметает следы.

— Этот кто-то допустил серьезную ошибку.

— Какую? — Белоногов поднял на меня глаза.

— Разозлил меня. Кстати, тебя-то кто поднял с постели?

— Кто поднял — это не твое дело. — И все же Валентин ответил на вопрос: — Михайлов. У нас с ним договоренность в этом деле.

— Действуете сообща, короче… Где сейчас Михайлов?

— Вон… — Белоногов подбородком указал на высокого человека в тени, с безучастным, казалось бы, видом. На это указывали и его положение в сторонке, и его неподвижность. Но отрешенным назвать его было трудно.

Я решил порассуждать вслух:

— Нет ли у него ножа в кармане?

— Нет, — живо отреагировал Белоногов. — От него он избавился — если ты об этом. У меня тоже нет ножа. И ни у кого, кто работает здесь и сейчас.

Я сплюнул себе под ноги:

— Какие вы все предусмотрительные!

Невольно вспомнил сюжет «Восточного экспресса»: у каждого подозреваемого в убийстве — алиби, но все они — убийцы; каждый нанес жертве хотя бы один удар ножом.

— Обиделся?

Я усмехнулся:

— Чем ближе к финалу, тем меньше друзей. Пойду пообщаюсь с Михайловым.

От майора исходил тонкий аромат «Сильвера» от Амуажа. Я хотел купить себе такой одеколон, но меня укусила бешеная цена… Но по сей день меня притягивал «глубокий и могущественный аромат, созданный на основе чувственных преданий про сказочно роскошный Восток, а также силу и властность серебра…» Я мог почувствовать себя могущественным шейхом, если бы купил этот одеколон, а пробник, который я унес с собой, сделал меня нищим правителем…

— Древесина, мускус, цветы, — перебрал я вслух основные ароматы «Сильвера». И представил Михайлова бобром: поточив зубы о дерево, тот пометил его своим пахучим веществом и уполз в цветник.