— Так, значит, согласны? — Гараев благодарно посмотрел на Фоменко и обвел взглядами остальных девчонок.

— Все будет зависеть от щедрости нашего менеджера, — шутливо погрозила пальцем тренеру Караваева.

— Он будет щедр, — твердо заявил Гараев.

— А как зовут этого судью и когда все это надо делать? — поинтересовалась практичная Фролова.

— Зовут его Владимир Александрович, а сделать это желательно прямо сейчас. Только уж не обижайтесь, кого выберет, того и выберет, — развел руками тренер.

— Значит, Вовка, — процедила сквозь зубы Ковалева, подскочив к зеркалу. — Вовочка — это хорошо…

— И все-таки Людмила будет этим недовольна, — скептически скривила губы Надя Фоменко, когда все отсмеялись.

— Да при чем тут эта старая карга?! — неожиданно резко вспылила Аня Фролова. — У нее у самой аж слюнки текут, как только какого-нибудь мужика увидит, а с нами держит себя как настоятельница монастыря, пьющая по утрам молочко.

— К тому же мы ничего ей не скажем! — поддержала подругу Караваева.

Девчонки оживились. Можно было только гадать, вызвано ли это выпитой водкой, стремлением получить деньги из Фонда материального поощрения или же возможным предстоящим секс-саммитом с членом Всероссийской коллегии судей.

Судья появился в номере через несколько минут в сопровождении самого Гараева. Он был довольно высок, худ и одет в фирменный тренировочный костюм. На голове его, словно воронка от взрыва бомбы, зияла лысина.

«А в общем, можно сказать даже, и ничего себе мужичок, — отметила я про себя, отодвигаясь от девчонок группы поддержки, показывая тем самым, что я здесь нахожусь как бы сама по себе. — Хотя на поле, в отдалении, он выглядел более симпатичным».

Арбитр вежливо поздоровался с девушками и скользнул по ним взглядом покупателя на конном базаре. Гараев же с суетливой услужливостью продавца-цыгана предложил выпить. Его тезка, выдержав для солидности паузу, согласился.

— Это наша группа поддержки, все как на подбор девчата, — слегка заплетаясь в словах, пробормотал Гараев.

Арбитр, опрокинув стопку и прожевав балык, одобрительно улыбнулся и закивал.

Гараев тем временем что-то начал вещать про обстановку в команде, плавно переходя на положение в российском футболе, сетуя на экономический кризис и финансовые проблемы.

Гость внимательно слушал, не глядя на говорившего, и только кивал. Взгляд же его перемещался с одного объекта женского пола на другой. Девчонки не смущались, напротив, некоторые слегка усмехались, а Ковалева даже подмигивала.

Ситуация стала напоминать прием губернатора районным начальством. Не хватало только хлеба-соли и фольклорного ансамбля. Да и гость явился без свиты, ограничившись единственным лицом своей собственной персоны. Оно и понятно, потому что в таких делах чем меньше свидетелей, тем лучше.

Я от нечего делать начала следить за взглядом судьи. Было видно, что он мечется между двумя диаметрально противоположными вариантами: миниатюрненькой черненькой Валей Караваевой и внушительно-грудастой Леной Ковалевой.

Самая же симпатичная, на мой взгляд, девушка, Надя Фоменко, скривила такую физиономию, что только законченный извращенец со склонностями к насилию (или, наоборот, мазохист) рискнул бы предложить ей сейчас вступить с ним в половые отношения.

Наконец арбитр, видимо, сделал свой выбор и, поблагодарив тренера за теплый прием и попрощавшись с ни слова не проронившими за всю эту ритуальную церемонию Сумароковым и Навашиным, удалился. Вместе с ним вышел и Гараев.

Вернулся он минут через десять.

— Ты как в воду глядела, — глянул он на Лену Ковалеву. — Иди… Номер триста восемнадцатый.

Лена усмехнулась, одарила подруг снисходительной улыбкой и исчезла за дверьми номера.

Мы тоже вышли в коридор. Навашин хотел было пойти за мной, но его удержал Гараев. Видимо, надо было обсудить еще кое-какие дела.

Я же прошла в бар на первом этаже гостиницы и, заказав себе кофе с пирожными, тихо уселась в темном углу за столик. Удивительно, но ко мне так никто и не подсел. Собственно говоря, я была только рада этому, обдумывая ситуацию в команде и в мире спорта вообще. Столкнувшись вплотную с подпольной кухней достижения спортивных результатов, я начинала понимать, что случившееся с Крашенинниковым и Навашиным наверняка и есть следствие всех этих закулисных игр. И мне еще только предстояло выяснить, кому так мешает успешно выступающий на зеленых полях тарасовский «Авангард».

Покончив со своей легкой вечерней трапезой, поднялась на второй этаж и подошла в задумчивости к своему номеру. Я медленно повернула ключ в замке, вошла внутрь и нажала выключатель.

И тут моему взору предстала весьма живописная картина, сопровождаемая не менее красочным звуковым рядом. Охи, вздохи и стоны закончились при моем появлении сдавленным женским криком, раздавшимся откуда-то, как мне показалось, из преисподней. Но больше всего впечатлил меня голый зад цвета шоколада, во всем великолепии раскинувшийся по кровати.

Именно это наиболее поразило меня. Я сначала даже не заметила, что этот самый зад с обеих сторон обвивали белые женские ноги.

— Так, ну и что это еще за твою мать? — только и сумела произнести я.

— Ой, извини, пожалуйста, просто все так быстро получилось, — отчаянно пролепетала моя подруга по комнате.

Она судорожно пыталась высвободиться из объятий негра, чтобы уже в более официальном виде продолжить свою оправдательную речь. Тут чернокожий парень повернул голову, и я узнала в нем нападающего «Авангарда» бразильца Алдейро.

Когда Караваева сошла наконец с ложа внезапной, как тропический ураган, любви на грешный холодный пол дальнегорской гостиницы, ее партнер стыдливо прикрыл свои достоинства рубашкой, прижал руки к груди и с ужасным акцентом произнес:

— Из-вы-ньи-те!

Я наморщила нос и хотела было сказать что-нибудь язвительное, но сдержалась и поступила совсем наоборот. Вздохнув, я положила свой ключ на стол и сказала:

— Чего уж там! Давайте заканчивайте, а я пойду погуляю. С полчасика…

И, не оборачиваясь, пошла к двери. Выйдя в коридор, сразу же наткнулась на мужскую фигуру, которая насмешливо произнесла:

— Похоже, группа поддержки сама нуждается в том, чтоб ее поддержали…

Я подняла глаза и увидела перед собой капитана «Авангарда» Шлангмана. Он был весел и всем своим видом источал оптимизм в невероятнейших количествах. Несмотря на то что национальная принадлежность его была ярче самого жаркого палестинского солнца, в глазах у него застыла какая-то типичная русская бестолковость.

— Почему ты так решил?

— Потому что так чувствую. Давно хочу с тобой познакомиться поближе. Пойдем к нам, — подставил он мне свою руку.

— К нам — это к кому? — решила уточнить я, слегка отодвигаясь.