– От молодежь, – неодобрительно вздыхает Захар Иванович, наливая себе, – напридумывают себе… этсама… диет! Невестка?

– Мне воды!

Нина усаживается, Константин наливает ей и себе минералки. Захар Иванович жене – на полпальца коньяку, все поднимают рюмки.

– И мне! – требует Соня. Папа наливает воды и ей.

– Ну, – командует Захар Иванович, – за дружбу народов!

– А давайте за любовь народов! – предлагает Константин, пряча улыбку.

Захар Иванович неодобрительно хмурится. Все чокаются, выпивают, активно закусывают мясным пирогом.

– Вот ты, Костик, у нас человек дремучий и аполитичный, – Захар Иванович жует и говорит одновременно. – А то бы знал, что сейчас в мире творится. Америкосы опять на нас Европу натравили! А там же сплошные геи!

– Пап, – улыбается Константин, – вы же с мамой в Испании были?

– И? – подозрительно спрашивает отец.

– И в Греции? Про Белосток с Вильнюсом я вообще молчу!

– И? – требовательно повторяет Захар Иванович.

– И много ты там геев видел, в той Европе?

– Откуда я знаю, – взвивается Захар Иванович, – может, и много! Он тебе улыбается, а кто знает, что у него на уме?!

– Тем более! – продолжает Константин. – Геев, допустим, много, но к тебе же они не лезут. Так и бог с ними, с геями!

Захар Иванович не находится с ответом, поэтому с ожесточением набрасывается на пирог. Женщины переглядываются. Нина поднимается.

– Гляну курицу…

– Ты еще и курицу готовишь? – восхищается и огорчается одновременно Людмила Николаевна. – Зачем?

Но Нина уже ушла.

Захар Иванович за паузу собрался с мыслями и теперь тычет вилкой в Константина.

– Это все евреи твои!

– Какие евреи? – искренне удивляется Константин.

Этот поворот в их давнем споре – нечто новое.

– Твои! – с нажимом отвечает отец. – У вас там на журфаке одни Хаимы с Гельфандами!

– Папа, – лукаво говорит Константин, – ты же вроде только что за дружбу народов пил. А евреи что, не народ?

– Дремучий ты! – сердится отец и снова берется за бутылку.

Людмила с тяжелым сердцем наблюдает, как муж наливает себе.

– Да хватит уже вам, – просит она. – Что вы устроили при ребенке? То геи, то евреи… Лучше расскажи, как там Миша с Олей?

Костя тоже рад изменить тему беседы.

– Мишка весь в бизнесе, новое направление открывает. Олька мотается по всему миру, на сей раз даже встретиться не вышло…

* * *

И снова прихожая, но уже совсем другой квартиры – московской, просторной, хорошо обставленной, новой. В дверь весело и требовательно трезвонят. Звонить приходится довольно долго, пока наконец, позевывая, не появляется хозяин – Миша, сын Константина. На отца он не похож ничем, уж скорее на бабушку – такой же пухлый, в его-то тридцать. Михаил смотрит в глазок, открывает. В квартиру врывается его сестра Оля. Вот уж кто папина копия – только сильно ускоренная. Возможно, это все из-за возраста, Оле всего двадцать пять.

Сегодня она в яркой горнолыжной куртке, показательно порванных джинсах и удобных полуботинках. В руках у Оли – полные пакеты, которые она тут же вручает Мише.

– Спишь все, брат? – радостно спрашивает она.

– В семь утра спят все нормальные люди… – мрачно отвечает Миша, направляясь в гостиную.

– Медведи спят! Люди уже работают! – отвечает Оля, быстро скидывая куртку и ботинки, и спешит за братом.

Гостиная подтверждает впечатление о цене квартиры – очень большая, светлая комната с минимумом вещей, но вещей дорогих и добротных. На стенах висит несколько семейных фото: Миша, обнимающий счастливых жену и дочку. И телевизор, огромный, обвешанный колонками и с солидным сабвуфером у подножия.

Миша начинает распаковывать пакеты, принесенные сестрой, но первая же коробка ставит его в тупик – она заполнена разноцветными резиночками.

– Чё это за хрень? – спрашивает он у Оли.

– Деревня! Это резиночки! В Европе все девчонки уже подсели, наши тоже скоро зафанатеют!

– Резиночки? – в тоне Михаила все сомнение и презрение мира.

– Ну из них еще браслетики плетут, это твоей Машке, – тут Оля вспоминает что-то, осматривается. – А твои все где?

– В Барселоне…

– Точно! Короче, это Машке, а это, – Оля выуживает еще одну такую же коробку, – нашей любимой сестричке Соне. Слушай, чего ты тормозишь?

Миша и правда с трудом соображает, что к чему. Он еще не выпил свой утренний эспрессо, а он из тех людей, у которых no life before coffee. Зато Оле никакой кофеин не нужен, у нее внутри с самого подъема включается неубиваемый генератор энергии.

– Смотри, это тебе, это твоей женушке – на себя мерила, у нас размеры одинаковые.

Оля азартно вытаскивает и предъявляет Мише один подарок за другим. Брат наблюдает за ней с выражением некоторой обреченности.

– Это дочке, это Соне, это опять дочке… и еще вот – последний писк.

– Замуж тебе надо, – вздыхает Миша. – И детей штук шесть.

– Успею! А это кому?

Очередной сувенир – деревянная головоломка – ставит в тупик саму Олю. Михаил вздыхает и отправляется на кухню, раскочегаривать кофе-машину.

* * *

Миша и Оля пьют кофе в просторной кухне, которая совмещена со столовой. И тут все по последнему слову: сияющая новая техника, хороший дизайн. Еще один телевизор-плазма на стене, но уже не такой грандиозный. И снова – повсюду семейные фотографии. Миша уже слегка проснулся и даже разговорился, Оля слушает, кивая в такт его словам.

– …оказалось, что субкультурами никто из серьезных бизнесменов не занимается! – видно, что тема Мишу сильно зацепила. – А там реальные деньги! На одних косплеях можно миллионы поднять! Но я решил для начала пару фестивалей проспонсировать, посмотреть, что как…

– Хочешь, я тебе дайджест сделаю? В Штатах и Европе это давно все работает.

– Давай… Только не как в прошлый раз!

Миша и Оля смеются, вспоминая давний забавный случай.

– Клянусь! – торжественно поднимает руку Оля. – Только на английском или русском! Никакого французского или итальянского! Как папа?

– Нормально. Он за эти годы спокойный стал. Не пьет вообще.

Оля понимающе кивает, но осторожно спрашивает:

– А ему не… скучно? У него были крутые дела, крутые люди кругом…

– Слишком крутые… – жестко отвечает Миша. – Мама такой крутизны не вынесла…

Оля берет брата за руку, успокаивая.