Перед столом Льва Петровича с видом побитой собаки стоит давешний сосед Константина по купе. Лев Петрович перечитывает надпись снова и снова. Молодой человек сглатывает и облизывает губы – во рту пересохло.

– Валера, – почти ласково спрашивает Лев Петрович, – а почему ты поехал? Я же Наумову приказал отправить?

– Да мы поменялись, – объясняет Валера, – у нее день рождения у мамы…

– Свободен!

Молодой человек торопливо идет к выходу, но его останавливает вопрос Льва Петровича:

– А какую книгу он читал?

– Детектив, – удивленно отвечает Валера, – Акунина… про Фандорина что-то… А что?

– Иди.

Молодой человек уходит в недоумении. Лев Петрович берется за трубку телефона, секунду думает, затем набирает номер. Говорит спокойно, без всяких эмоций.

– Марат! Ты в курсе, что вместо Наумовой к Рабцевичу Валера поехал?.. Нет, что в купе с объектом – это ты молодец! Но одно дело – приятная сексуальная девушка, а совсем другое… Короче, Валеру – в шею, вам с Наумовой – минус десять процентов премии… Минус двадцать… Вы бы хоть предупредили этого балбеса, что он с Костей в одном купе будет ехать… Что?.. Не волнуйся, согласится!

Лев Петрович смотрит на листок, исписанный Константином, и неожиданно улыбается, отчего становится похож на китайского мудреца.

* * *

Осенняя минская улица, деревья уже без листьев и потому кажутся мертвыми, зато люди, подгоняемые холодным мокрым ветром, движутся очень даже живо. У главного входа в Институт журналистики (так в БГУ почему-то называется журфак) прохаживается человек в неприметной куртке, явно кого-то ожидает. Человек полноват для своих сорока пяти, других особых примет у него нет. Из института выходит Константин, неприметный человек делает шаг к нему, но останавливается – за Константином вплотную шагает студент Паша. Это невысокий парень, упрямый, лобастый, одетый недорого, но подчеркнуто аккуратно. Человек останавливается, смотрит в сторону, изредка бросает взгляды на Константина.

– Мне кажется, – говорит Паша, явно продолжая затянувшийся спор, – что ваша оценка однобока! Да, позже Пушкин Грибоедова оценил и признал! Но до этого!..

– Паша, – улыбаясь, говорит Константин, – вы, наверное, не заметили, но семинар уже закончился…

Паша не слушает, он сосредоточенно, закрыв глаза от старательности, цитирует по памяти:

– «Во всей комедии ни плана, ни мысли главной, ни истины!», «Чацкий совсем не умный человек!» Это из письма Вяземскому от 28 января 1825 года…

– Паш, вы все письма Пушкина наизусть знаете? – видно, что Константину симпатичен этот упорный студент.

– Нет! Но я же готовился…

Паша собирается продолжать, Константин останавливает его властным жестом.

– Отлично! В таком случае, подготовьте, пожалуйста, на следующий семинар краткое выступление на тему «Амбивалентность драматургического образа на примере Чацкого».

– Амбивалентность? – по лицу Паши понятно, что преподавателю удалось его удивить новым словом.

Константин вздыхает:

– Двойственность, неоднозначность… Чацкий – не просто «хороший», он еще и немножечко…

– Я понял! – радуется Паша. – Тогда уже и Молчалина… амбивалентность! А еще…

– Все, что пожелаете! – мягко перебивает его Константин. – До четверга!

– До свидания!

Паша уходит, вдохновленный сложным заданием. Человек в куртке направляется к Константину, который встречает его презрительной миной и вопросом:

– А вам-то я зачем понадобился, товарищ майор?

– Вообще-то подполковник, – пытается улыбнуться человек в куртке. – День добрый!

– И что нужно целому подполковнику СБУ от скромного преподавателя истории литературы?

Подполковник в штатском тяжело вздыхает:

– Константин Захарович! Послать меня вы всегда успеете. Ну хоть выслушайте для начала… Только не тут, я околел уже…

* * *

Скромное кафе, столик в углу, отгороженный от соседних полупрозрачной перегородкой. За столиком – Константин, который потягивает горячий шоколад, и подполковник. Перед ним – нетронутая чашечка американо.

– …и мы уверены, что будут провокации, понимаете? – говорит он, глядя Косте прямо в глаза специальным «располагающим» взглядом. – Нужно организовать информационный отпор, контрпропаганду. У нас и без того… ну вы в курсе…

– Не в курсе, – отрезает Константин, – в последнее время я читаю только классику. Ну и детективы.

– Может, это даже и хорошо! – Эсбэушник, кажется, искренне рад каждому слову собеседника. – Свежий взгляд…

– Господин подполковник! На мой свежий взгляд, все это дерьмо собачье. Я не для того семь лет назад завязал с этой бодягой…

– Мы заплатим! – торопливо говорит подполковник. – Любую сумму!

– За шоколад мой заплатите, – бросает Константин. – Прощайте.

Подполковник смотрит, как Константин уходит, тоскливым взглядом. Затем поднимает трубку, набирает номер.

– Нет, – говорит он, даже не поздоровавшись. – Добром не вышло… Я на вечерний самолет успеваю? Нет, не в Киев, в Москву!..

Подполковник ждет ответа, наконец обращает внимание на кофе перед собой, отхлебывает, морщится, потому что американо безнадежно остыл.

– Тогда на первый утренний.

* * *

При беглом взгляде на гостиную Константина и Нины понятно, что хозяева знали лучшие времена. Аудиоцентр хороший, но не сверхсовременный. В углу – большой книжный шкаф. Одна деталь делает гостиную не совсем привычной. Возможно, вы не сразу поймете, что не так, придется еще раз осмотреться, чтобы понять – в комнате нет телевизора.

Но сейчас он и не нужен: Костя с женой принимают дорогих гостей, родителей Константина. Захар Иванович очень похож на сына (вернее, сын на него), разве что чуть посуше и поэнергичнее. А вот мама, Людмила Николаевна, наоборот, медленная и плавная. И пышненькая. Костя на нее смахивает разве что манерами. На столе – простые домашние блюда и бутылка коньяка. Соня активно перемещается от папы к бабушке и дедушке и обратно (иногда под столом).

С салатами уже покончено, Нина приносит на подносе мясной торт. Она просит мужа:

– Костя!

Костя, поняв просьбу с одного слова, начинает расчищать место для подноса. Людмила Николаевна с умилением смотрит на невестку.

– Ниночка! Опять ты нас балуешь! – говорит она со слабо уловимым малороссийским акцентом.

– Да на здоровье, Людмила Николаевна! – улыбается Нина, раскладывая пирог по тарелкам.

Захар Иванович тем временем берется за бутылку коньяка, без особой надежды кивает Константину, тот отрицательно качает головой.