— Сегодня я бы хотел начать с чего-то простого. — Объявил Люциус, распахивая пиджак.

Из-за пазухи показалась белая голубка. Птица непокорно затрепетала в изящных руках иллюзиониста. Он успокаивающе погладил подопечную по голове и подбросил в воздух. Голубка вмиг расправила крылья и собралась было устремиться на волю сквозь распахнутые двери «Ле Онде», как резким щелчком пальцев Люциус заставил ее замереть в воздухе. Неподвижная, прекрасная и абсолютно безжизненная, она висела над зрителями, словно чучело в зоологическом музее. Время для голубки остановилось. По залу прокатилось вопросительное перешептывание.

Озадаченная происходящим, Нина не понимала, что заслуживало большего внимания: птица или фокусник? Ее глаза метались между распахнутыми белоснежными крыльями и довольным лицом Люциуса. Похоже, он пребывал в восторге не меньше публики. Перехватив взгляд Нины, иллюзионист украдкой подмигнул ей, вновь щелкнул пальцами и выпустил пернатую узницу из временной ловушки. Голубка воскресила полет, будто ничто до этого ее не останавливало и исчезла в уличной тьме.

А Люциус продолжил удивлять: заставлял предметы то вздыматься в воздух, то исчезать в руках изумленных зрителей, сходу вытягивал из колоды загаданные в зале карты; превращал вино в воду под восторженные возгласы. Нина совсем забылась. Весь вечер с ее губ не сходила улыбка, а с лица — искреннее удивление. Поставив удовольствие выше скепсиса, она погрузилась в волшебство, как наивный ребенок; глаза ее блестели от возбуждения, а душа переполнилась ликованием.

— Для следующего номера мне понадобится доброволец.

Желающих оказалась уйма, — одновременно в воздух взметнулся десяток рук. Люциус непринужденно спрыгнул со сцены и встал рядом с Ниной. Он прикинулся задумчивым и с притворным усердием изучал кандидатов. Все в нем намекало, что «жертва» давно известна.

Он протянул руку Нине. Неловкое смущение вмиг сковало девушку в оцепенении. Она робко подняла глаза, ограниченная выбором: согласиться на предложение или остаться в зрительном зале, не испытывая сюрпризов. Люциус ободряюще улыбнулся: его открытый взгляд и внешнее спокойствие рассеивали опасения. Дернувшись рукой, Нина коснулась пальцев иллюзиониста. Люциус просиял радостью. Он сжал ее ладонь так бережно, словно Нина вся состояла из хрусталя, и повел за собой на сцену.

Оказавшись под прицелом множества изучающих взглядов, Нина ощутимо напряглась. Все глаза, что любили Люциуса с трепетом и восторгом, сошлись на ней. Среди неясно подсвеченных зрителей в последнем ряду встретился Грейсон. Даже издали можно было заметить настороженный прищур, с которым он следил за сценой. Справа сидел Джеймс и всем видом выражал незаинтересованность. Ричард спал. «Чего ради они ехали?» — стоило Нине ненадолго отвлечься на знакомые лица, как в следующее мгновение она оказалась между двух огромных зеркал в бронзовых рамах. Реквизит возник без возни, без малейшего звука, хотя старинные, по всей видимости, зеркала выглядели очень увесистыми.

— Уверяю, такого вы еще не видели, — обратился к публике Люциус. — Впервые я хочу продемонстрировать магию порталов. Пройти через зеркала будет не сложнее, чем в открытые двери. Попробуй, — жестом он пригласил Нину столкнуться с отражением.

Сказанное привело ее в недоумение: борьба с твердой поверхностью стекла казалась перспективой глупой и крайне незаманчивой. Нина в страхе оглядела зрителей, — в глазах толпы застыло ожидание чуда. Призванная то ли разочаровать, то ли впечатлить их, она недоверчиво дотронулась гладкой поверхности. Отражение колыхнулось под пальцами и разошлось кругами, как вода. По ту сторону стекла Нину влек мистический зов, заставив тело двинуться вперед. Зеркало приятно обволокло ее, затягивая в неизвестность.

Мир перевернулся с ног на голову, сделал полный оборот и замер в непроглядном мраке. Новый мир казался пустым — ни света, ни звука. Откуда-то сквозило холодом, как из одинокой ледяной бездны.

Не успела Нина привести в ясность мысли, как вспыхнули мутные прожекторы, осветив зрительный зал. Она заглянула в толпу и обомлела. Из убитых временем кресел на Нину уставились изъеденные язвами лица, — кто вперился одним глазом, у кого глазницы и вовсе были пусты и незрячи. Изорванная кожа висела на публике подобно лохмотьям, обнажая кости и червивую плоть; сквозь истлевшие ткани виднелись зубы, покрытые черной гнилью. В иных обстоятельствах Нина пошутила бы, что в прошлом так выглядели завсегдатаи «Континента» после полуночи, но было совсем не до смеху.

Страхолюдины молча смотрели на нее, будто надеясь на что-то.

Другой прожектор обнажил сцену — ветхую, гнилую, покрытую густым слоем пыли и паутины. В брошенном кругу света, свесив ноги, сидел мертвец, по виду ничем не отличавшийся от толпы в зрительном зале, — за разлохмаченными краями кожи проглядывало трупное мясо и кости, половина лица съедена насекомыми, голубые глаза под жеванными веками удивительно напоминали дядюшку Сэма. О сходстве говорили и светлые, путанные волосы, и узнаваемые в грязном отрепье предметы одежды. Только Сэм носил разом копию куртки шерифа, джинсы «пирамиды» и остроносые ботинки на ногах.

Отбросив сомнения, Нина села к нему на край сцены. От Сэма пахло табаком и влажной почвой. Мертвец прервал гнетущую тишину щелчком зажигалки и закурил. Сигаретный дым попер из всех щелей изодранного тела.

— Memento mori, — устало заговорил голос Сэма. — Знаешь, что это значит?

— Помни о смерти, — Нине померещилось, что она видела пульс в груди мертвеца, и на собеседника старалась больше не глазеть. Все внимание уперлось в носы ботинок.

— Один мой приятель сказал, что ты снова забыла.

Происходящее казалось сном, а слова ненастоящего Сэма — сонным бредом, но на всякий случай Нина спросила:

— И что это значит?

— А то и значит, — с этими словами Сэм спрыгнул со сцены и, еле перетаскивая гнилые ноги, побрел через зрительный зал. — Либо ты, либо тебя. Я всегда учил цепляться за жизнь, даже самую дерьмовую, и что теперь?..

— Подожди, — обронила ему в спину Нина, — куда ты?

— А чего тебе еще от меня надо? Все, что я мог, я дал тебе при жизни. Не разочаровывай, — Сэм не сбавил шагу, даже не обернулся. — Выход знаешь где. Еще раз появишься здесь — мало не покажется.

Зрители медленно поднялись с мест и двинулись в проход, выстраивая между Ниной и Сэмом стену. Он удалялся все дальше и дальше, пока не исчез в слепяще-белом выходе.

Что там, за пределами этого жуткого театра? Мертвецы не пускали узнать. Еще не пришло время.

Темнота. Неизвестно, сколько она длилась, прежде чем Нина начала каждой клеточкой сознания продираться сквозь нее. Сперва появились звуки, затем проснулись ощущения. Прозябая в тумане, она едва чувствовала чьи-то руки, которые не давали упасть. В бледно-желтом свете прокрадывались мужские черты, складываясь в узнаваемое лицо Люциуса. Нина никогда не видела его таким напуганным.