откладывал все в сторону и садился писать не одно, а целую пачку любовных писем, что в сумке каждого курьера, наряду с требованиями подкреплений и выработки условий капитуляции противника, находились три или четыре письма, адресованные ей. Так же как читающая публика конца двадцатого столетия черпала информацию о последних событиях не из газет, а из любовных историй кинозвезд, так и парижане конца восемнадцатого, которых за шесть долгих лет приучили к крови и риторике, горели желанием обсуждать страсть своего героя к этой улыбающейся элегантной женщине, которая выезжала из своего скромного дома, направляясь в Люксембургский дворец, чтобы осмотреть связки разноцветных знамен, которые присылал в столицу ее муж как доказательство своих боевых достижений.

Жюно, молодой и веселый адъютант генерала, однажды утром примчался галопом с двадцатью одним знаменем и немедленно стал искать ее, чтобы сообщить, что не хватает лишь одного для увенчания его успехов в Италии — ее скорейшего присутствия. Скорейшего! Теперь же! Немедленного!

Жозефина надула губки и вернулась в дом, чтобы придумать отговорку. Она любила Париж и жила там в свое удовольствие. Она вздрогнула при мысли о том, что придется ехать через всю Францию в пыльном экипаже и похоронить себя в армейском лагере, где красивая одежда изомнется и потеряет вид за какие-нибудь несколько дней. Она собиралась отговориться тем, что слишком больна для такой поездки, но отказалась от такой мысли из-за ее смехотворности. Как может она ссылаться на болезнь, если каждый вечер бывает на встречах, приемах и званых обедах?

Потом в голову пришла отговорка, показавшаяся ей более правдоподобной, и она написала ему, что ждет ребенка. Наполеон пришел в восторг от этого сообщения.

«Смогу ли я когда-нибудь искупить свою вину за мрачные мысли о тебе? — строчил он. — Ты была больна, а я обвинял тебя в том, что ты тянешь время в Париже… ребенок, такой же милый, как мама, скоро окажется у тебя на руках!»

Однако пришел момент, когда даже эта отговорка не могла стать основанием для дальнейших проволочек. Она неохотно отправилась в Милан, а вслед за ней потянулась толпа приживалок и целый обоз багажа в сундуках и коробках.

Жители деревень, встречавшихся по дороге в Италию, должно быть, чесали в затылках, когда видели кавалькаду, громыхавшую мимо их домов. Хотя к тому времени они уже привыкли к войскам на марше, эскадронам гусар, артиллерийским повозкам и непрерывной веренице курьеров, им не приходилось видеть ничего похожего на эту новую процессию с дореволюционных времен, когда важные вельможи путешествовали в Версаль из своих провинциальных замков.

Жозефину сопровождали ее доверенная служанка Луиза Компуан, раздражительный пудель Фортунэ (который облизывался, несомненно, в ожидании момента, когда вновь сможет впиться зубами в своего соперника), брат Наполеона Жозеф, юный красавец Жюно, генерал Леклерк, который вскоре женится на сестре Наполеона Полине, и адъютант Леклерка, исключительно общительный лейтенант Ипполит Шарль.

Ипполит оказался, как говорится, «истинной находкой». Он выглядел исключительно красиво, его фигуру выгодно подчеркивала кавалерийская форма. Офицер отличался наглой самоуверенностью и уже приобрел широкую известность как находчивый и умный остряк. Он в равной степени чувствовал себя в своей тарелке, когда покачивался в седле и во время коллективных игр в гостиной, мог похвастаться и еще кое-чем, что женщины всегда ценят в военное время — целым набором «контактов» со скользкими армейскими поставщиками, через руки которых проходил дефицит.

Если бы Ипполит Шарль родился на полтора столетия позже, он точно бы знал, где можно достать нейлоновые чулки, ненормированный бензин, вместо лошади ездил бы на шумном спортивном автомобиле и отзывался бы о своих наградах как о «салате из фруктов». В любой армии в разных странах всегда находятся свои Ипполиты, и дамы всегда предпочитают иметь дело с ними, нежели со строгими мужьями, склонными чересчур серьезно относиться к войне.

Во время поездки в Италию адъютант Шарль стал душой общества, хотя молодой Жюно тоже играл свою роль, далеко продвинувшись в своем сближении со служанкой Жозефины, Луизой. Кстати говоря, эта победа не особенно порадовала жену генерала, любившую Луизу, но не приветствовавшую соблазны.

А тем временем сам Наполеон вел перестрелку в долине соблазнов.

Обосновавшись в Милане как покоритель и главнокомандующий армией, призванной претворить в жизнь свободу, равенство и братство, а также упрощенные законы развода, он оказался в окружении всех привлекательных женщин, которые питали надежды улучшить свое положение в жизни.

Мы видим человека, которому не исполнилось еще и двадцати семи лет, страстного от природы, добивающегося блестящих результатов в любом предприятии, за которое он только брался! Понятно, что был он женат, но его супруга находилась вдали от него и, по слухам, не очень-то спешила к нему. Ясно, что любая женщина должна сама похлопотать о том, чтобы воспользоваться представившимися ей возможностями, прежде чем молодой покоритель не окажется вновь вовлеченным в очередную военную кампанию или не умчится домой к своей великовозрастной жене!

Подобные мысли крепко засели в миловидной головке мадам Грассини, обладательницы самого выдающегося контральто своей эпохи, которая привлекала в то время толпы восторженных почитателей в оперный театр «Ла Скала».

Грассини, помимо того что обладала прекрасным голосом, отличалась и необыкновенной красотой. Если уж она не смогла бы привлечь внимание нашего героя, то кто же тогда?!

Ответ на этот вопрос мог быть, разумеется, только отрицательным. Грассини изо всех сил постаралась добиться своего, и Наполеон довольно скоро оценил ее замечательные качества певицы, однако во всех иных отношениях она обхаживала его без какого-либо успеха. Ее красота и безобидные милые хитрости (она прибегала к такому трюку — в детской манере сообщала шокирующие вещи, а после поспешно извинялась, ссылаясь на то, что плохо владеет французским!) ничего ровным счетом для него не значили. Он мрачно поздравлял ее после выступлений на сцене и тут же отходил в сторону, чтобы написать очередное письмо своей несравненной Жозефине. Это объясняется не просто тем, что он был в то время однолюбом. Его сдержанность происходила от четкой оценки своего положения. Он жил во время революции и видел, как в результате пустяковых скандалов рушатся с большим трудом приобретенные репутации. «Мой успех или неудача целиком зависят от собственного поведения, — писал он спустя годы на острове Святой Елены. — Я мог бы усыпить свою бдительность на какое-то короткое время, а сколько моих побед зависело от менее продолжительных периодов времени?»

Поэтому Грассини напрасно штурмовала корсиканскую скалу, пока наконец, задыхаясь и набив себе синяки и шишки, не отстала, не до конца убежденная в его неприступности. Такой шанс представился ей три года спустя,