Следующая страна, в которой чаще всего возникают сложности с исполнением Гаагской конвенции, – Франция. Там, чтобы помешать репатриации похищенного ребенка, судьи чаще всего пользуются положениями 13 А и 13 В конвенции. Изначально эти положения были созданы для того, чтобы защитить ребенка от физического, сексуального и эмоционально неблагополучного влияния, которому он мог подвергаться в стране своего проживания, и должны были воспрепятствовать его возвращению в ситуацию, которая могла оказаться для него потенциально опасной. Французы же любят трактовать «благополучие» как интеллектуальную стимуляцию и доступ к культурному наследию.

«Зачем мне отправлять ребенка, который наполовину француз, в страну, напрочь лишенную изысканного культурного наследия (это об Австралии) и знаменитую лишь кенгуру, пляжами и фермами? – спросила меня однажды французская судья. – Франция – колыбель интеллекта и искусств, родина Вольтера».

А теперь замените Австралию любой другой страной – Америкой или Канадой, Великобританией или Германией – и вы увидите, как сложно бывает добиться исполнения гаагского соглашения в стране, где судьи, выходцы из среднего класса, имеют право ставить свое личное мнение и предрассудки выше благополучия ребенка.

«Пустые объятия» работали успешно, и мои достижения на ниве защиты прав похищенных детей были оценены, во всяком случае я так расценила приглашение выступить на Международной конференции по семейному законодательству, посвященной похищению детей их родителями. Получалось, что я уже перешла в ранг экспертов и больше не могла считать себя жертвой. Я всегда буду искренне благодарна Аластеру Николсону, верховному судье Семейного суда Австралии, который рисковал, настаивая на включении меня в списки выступающих на этой конференции. Я никогда не смогу отблагодарить его за оказанное мне доверие, потому что именно оно наставило меня на путь, изменивший мою жизнь и наполнивший ее новым смыслом.

Я так нервничала перед первым публичным выступлением, что не могла есть почти сутки. Мою презентацию открывал аудио– и видеомонтаж из коротких высказываний детей, ставших жертвами похищений. Их изображения проецировались на экран за моей спиной. Публика не смогла остаться равнодушной к тому, как детские голоса указывали на провалы в правовом аспекте похищений.

Дрожа за лекционной кафедрой в тщательно подобранном красном костюме и черных замшевых туфлях, я делала доклад о социологическом аспекте похищения детей, не отдавая себе отчета в том, что это выступление станет первым в череде многих других, для участия в которых мне придется летать в Брюссель, Сан-Франциско, Гонконг, Буэнос-Айрес и Йоханнесбург.

На третьем году со дня похищения моих детей офицеры Службы маршалов США задержали во Флориде Брайана Уолтера Уикхэма, платного сообщника Бахрина. Два других соучастника оказались гражданами Сингапура. Моей первой реакцией было восхищение старыми добрыми американцами, знающими свое дело. Эту новость мне принес поздний звонок Тима Палессена, постоянного репортера газеты «Палм-Бич пост».

Интерпол вместе со средствами массовой информации, как бы иронично это ни звучало, разыскивали Уикхэма по всему миру, начиная от Филиппин, где он подозревался в нечестивых связях, до Шотландии, где он проживал до эмиграции в Австралию. Для того чтобы принять участие в похищении моих детей, этот человек бросил в Австралии свою собственную семью, детей и жену Шейлу. Позже, однако, он решил вернуться в спасительное лоно семьи. Ни Уикхэм, ни его жена не были знакомы с моими детьми до похищения, но в дальнейшем в многочисленных интервью, которые Шейла Уикхэм давала после ареста своего мужа, она высказывалась в поддержку их насильственного разлучения с единственным знакомым им безопасным домом и семьей. Наверное, эти перемены в моральных понятиях произошли не без влияния наличных и золота, полученного ее мужем от моего в благодарность за оказанную услугу. Хотя кто знает, были ли у семьи Уикхэма изначально какие-либо представления о морали.

Брайан Уикхэм с декабря 1992 года работал на различных строительных площадках Флориды, в Уэст-Палм-Бич. Как мне стало известно, ФБР и агенты правительства США сложили воедино кусочки головоломки, отпечатки пальцев и счет за регистрацию редкого автомобиля, который заметил один внимательный офицер и связал его с Уикхэмом. Судя по всему, этот человек появился в Уэст-Палм-Бич через пять месяцев после похищения и с комфортом устроился в квартире, предоставленной ему мистером Орвилем Родбергом, местным бизнесменом, и его сыном. Связь этих людей с Уикхэмом до сих пор не находит объяснения. Итак, Уикхэм легко влился в здоровое окружение Флориды с ее бассейнами, не испытывая при этом ни малейших затруднений.

Помощник адвоката Томас О’Мейли уверил нас в том, что рассмотрение дела в суде прошло спокойно, и вскоре после ареста в США Уикхэм был экстрадирован в Австралию, чтобы предстать перед судом. Там ему было предъявлено обвинение в похищении Аддина и Шахиры.

Уикхэм – закоренелый преступник, связанный с проституцией, налоговыми махинациями и отмыванием денег, и от одной мысли о том, что этот человек находился рядом с моими детьми, у меня замирает сердце. В суде он поведал душещипательную историю о том, как сам был обманут Бахрином, и обвинил правительство и вооруженные силы Индонезии в соучастии в похищении, в котором он принимал участие только из сочувствия к огромной любви Бахрина к детям.

Пятого мая 1995 года он был приговорен к полутора годам заключения, сокращенному варианту наказания, потому что признал себя виновным. Но из этого времени он отсидел всего лишь девять месяцев, а остальные девять отбыл на поруках. Обычно за похищение приговаривают к трем годам лишения свободы. Время показало, что Уикхэм не собирался оставлять нас в покое.

Из тюрьмы он послал мне сообщение о том, что готов продать мне подробности похищения детей: что именно они говорили, что с ними делали, как они вели себя и так далее. Судя по всему, он считал свое решение признать вину исключительно умным поступком, который позволил ему избежать перекрестного допроса в суде. Таким образом, он сберег самые «вкусные» подробности похищения для того, чтобы на них заработать. Я же, по словам его посланника, была его страховым полисом.

Конечно, часть меня жаждала знать о каждой минуте испытания, выпавшего на долю моих детей. Но то, каким образом этот человек решил нажиться, вызывало у меня отвращение. Он и так уже лишил мою жизнь смысла, и будь я проклята, если он получит от меня что-нибудь еще.

Приближалось еще одно Рождество, печаля меня мыслью о том, что детей по-прежнему нет рядом. Я поставила их фотографии под рождественскую елку и сделала еще один снимок, как новую веху проденного пути. Мне не верилось, что я уже несколько лет не видела Аддина и Шахиру и не говорила с ними. Я пропустила их дни рождения, не видела, как выпадают зубы Шахиры и, самое главное, как складываются их личности, формируются характеры. Я тосковала по их смеху. Боль все не проходила, но я уже почти научилась с ней жить. Говорят, люди, потерявшие конечности, чаще всего помнят ощущение цельного тела. Наверное, со мной происходило что-то подобное.

Я закончила первую книгу о похищении и жизни, которая ему предшествовала. Мне казалось, что так я дам возможность Шахире и Аддину заглянуть мне в душу, узнать о том, что двигало мной и моими поступками. Мне хотелось, чтобы у них было доказательство моей любви к ним, пусть даже такое призрачное. Невозможно предугадать, как повернется жизнь в следующую минуту, поэтому мне казалось, что я должна была передать свои чувства бумаге. Мне думалось, что книга «Как я была принцессой» в этом нестабильном мире стала для меня чем-то вроде страховки, которая сохраняла часть моей души для детей. Кто знает, может, когда-нибудь в будущем им будет это интересно. Но сейчас она словно лезвием вскрыла самые потаенные уголки моего сердца, выставив напоказ для всех желающих.