обсуждения, сказал ему, что название вряд ли удачное. Ведь есть пьеса Горького с тем же названием. Кстати, пьесу эту тогда мало знали. В царское время она была запрещена, а в первые годы революции тоже почти не издавалась и ставилась редко.

— Да, — сказал он, — надо подумать!

Не знаю, насколько мои слова повлияли на его решение изменить заглавие. «Враги» были первым вариантом «Разгрома».

На чтение собралось очень много народа. Накануне этого в газете «Советский Юг» была помещена статья молодого тогда критика Юзовского, посвященная новой работе Фадеева. Это, по-видимому, и привлекло внимание.

По-моему, первый вариант повести сильно отличался от законченной книги. Он работал над ней еще долго, во всяком случае все время, пока жил в Ростове, хотя отдельные отрывки были уже напечатаны.

В ходе обсуждения высказывалось немало критических замечаний, порой довольно резких. Однако Фадеев не обижался и благодарил товарищей за творческую помощь. Впоследствии он мне говорил, что переделывает много и некоторые переделки подсказаны ему критиками.

Интересно отметить, что на чтении присутствовал один из героев повести. Правда, сам Фадеев об этом не говорил, но многие обратили внимание, что у его Морозки есть черты Саши Бусыгина, нашего общего друга. Это был рабочий парень, не очень еще грамотный, но уже начинающий свой литературный путь. Правда, он никогда не был на Дальнем Востоке, а вырос в железнодорожном ростовском предместье Темерник. И все же этот Саша очень напоминал героя Фадеева. В конце концов и автор признал, что многие черты Саши Бусыгина перенесены на образ Морозки.

Сложились необычные взаимоотношения между автором и его героем. Фадеев написал предисловие к первой книге Бусыгина «Поселок Кремлевка». Он благословил этого рабочего юношу на новом трудном пути. До войны Бусыгин выпустил несколько книг, стал популярным писателем на Северном Кавказе. Думаю, что, если бы не гибель на фронте, он вышел бы на широкую литературную дорогу.

2

Был у Александра Александровича Фадеева талант, может быть, более редкий, чем талант литературный, — это талант литературного организатора и литературного первооткрывателя. Позднее, когда Фадеев стал известным писателем, а затем руководителем литературной организации, это стало особенно ясным. Но в ту пору, о которой идет речь, он был еще совсем молод, а выглядел еще моложе. Внешний облик тоже играет свою роль. И при всем том его уважали, уважали даже люди солидные, бородатые, седые. Это отчетливо сказалось на собрании поэтов северокавказских народов, созванном по его инициативе, где его окружали старики сказители, народные поэты. Один из них, адыгейский сказитель Казым-оглы, посвятил ему особую песню.

Нелегко было добиться такого доверия и уважения. Надо сказать, что в то время некоторые партийные работники считали, что занятие литературой — дело не столь важное, барское дело. Но Фадеев находил поддержку в партийных органах края, особенно помогли ему товарищи А. Микоян и Р. Землячка. При их содействии он собрал литературные силы, создал местную организацию пролетарских писателей, а затем журнал «Лава».

Вначале этот журнал имел совсем небольшой тираж, но тираж рос с каждым годом. Фадеев скоро стал признанным организатором литературы края. Правда, официальным председателем Ассоциации считался Владимир Киршон, но все знали, что настоящим главой объединения был Фадеев.

Киршон был очень талантлив, блестящий оратор и полемист, но это был человек по-своему ограниченный и очень самолюбивый.

«Вильям Киршон» — так шутя его называли после первых драматургических успехов — думал, что только партийцы и рабочие от станка могут быть пролетарскими писателями. А Фадеев считал, что тогдашняя пролетарская организация писателей, особенно на периферии, должна стать центром, объединяющим все литературные силы. Его точка зрения восторжествовала.

Я уже говорил, что у него был особый талант. В первых корреспонденциях не очень грамотного тогда драгиля (так назывались на юге возчики тяжестей на подводах) Кирпичникова он почувствовал незаурядное литературное дарование, помогал ему учиться, поступить на рабфак. А тот рос не по дням, а по часам. Это был впоследствии известный всей стране писатель и очеркист Владимир Ставский, один из секретарей Союза писателей, редактор «Нового мира». Как известно, он погиб во время войны.

В первых же стихах пятнадцатилетнего мальчика, подмастерья у сапожника, Григория Каца, Фадеев тоже сумел разглядеть литературные способности. Он неустанно следил за его развитием. Григорий Кац стал популярным на Северном Кавказе поэтом. Он погиб в дни войны.

Фадеев выдвинул техника Шуклина, даровитого поэта и талантливого скульптора, автора барельефа Ленина на Красных камнях в Кисловодске. Он обратил внимание на стихи крестьянки Марии Ершовой, работавшей батрачкой у кулака. Ее стихи были высоко оценены Маяковским. К сожалению, она была очень больна и серьезно работать не могла.

Я помню, как в редакции журнала «Лава» какие-то молодые поэты настойчиво требовали, чтобы их произведения обязательно прочел товарищ Булыга, он уже тогда был для них литературным авторитетом.

Фадеев отыскивал писателей и среди своих товарищей журналистов (он одно время заведовал партийным отделом в газете «Советский Юг»). Двое из них, тогда репортеры ростовских газет, потом достигли всесоюзной популярности. Это были люди совсем разные и по манере письма, и по своим человеческим судьбам. Речь идет о Н. Погодине (тогда еще Стукалове) и о Ю. Юзовском. В репортере Погодине он почувствовал талант очеркиста. Первые очерки Николая Погодина были напечатаны в газете «Советский Юг» при содействии Фадеева, а материалы очерков легли затем в основу его пьес. Знаменитый драматург впоследствии говорил мне, что он многим обязан Фадееву. Что же касается Юзовского, известного критика, то еще в студенческие годы он дружил с Фадеевым, начал печататься при его содействии, и первые его критические статьи были напечатаны в журнале «Лава». Ему принадлежат и первые серьезные статьи о творчестве Фадеева.

Следует отметить, что, собирая литературные силы, Фадеев привлек к работе и старых писателей, когда-то работавших в Ростове и на Северном Кавказе. Речь идет о Льве Пасынкове и Борисе Оленине. Лев Пасынков — дореволюционный писатель, автор романтизированных повестей из жизни кавказских горцев. Когда-то он был довольно популярен. Одно время он сотрудничал в белогвардейской прессе, и Фадееву стоило немалого труда убедить некоторых уважаемых товарищей, что это сотрудничество было не слишком серьезным. Писал он бытовые очерки (больше для заработка), а не политические статьи. Впоследствии несколько книг Пасынкова вышли в Ростове и в Москве, одна из них была высоко оценена Горьким.

Что же касается Оленина, то он был поэтом, старательно подражал Брюсову и Блоку, выпустил несколько книг посредственных стихов. Основным его занятием было изготовление кефира, и в городе его шутя называли «кефир-поэтом».

Фадеев и ему нашел дело: он писал теперь романы с продолжением для советских газет и исторический роман