Клара едва ли произнесла одно слово. У нее были красивые прямые волосы с красноватым отливом, и она имела привычку отбрасывать их назад мягким, почти детским движением. Она покачивала головой и улыбалась, но молчала. С первого взгляда она мне очень понравилась».

Обручена? И что же? Рудольф не делал ничего предосудительного. Он только пригласил девушку в Оперу на «Каменный цветок» Сергея Прокофьева, в котором не танцевал сам. Они сидели в ложе и, может быть, впервые в жизни он смотрел не на сцену. Тут же, рядом с ними упивались спектаклем друзья Клары – группа молодых французских танцовщиков.

Такое настораживающее с точки зрения руководства Кировского театра, соседство не могло остаться без внимания.

«Во время антракта меня отозвали в сторону и отчитали за общение с нежелательными людьми», – писал артист в «Автобиографии».

Но, как когда-то заметила школьный педагог Рудика, влиять на него было бесполезно. Тем более теперь, когда он был увлечен. Пропустив предупреждение мимо ушей, вместе с компанией французских приятелей и Кларой Рудольф отправился ужинать в ближайшее кафе. Именно там Клара узнала: ее жених Венсан Мальро трагически погиб.

«С того дня мы стали встречаться практически ежедневно, но почти всегда в общественных местах и никогда не оставались наедине. Несмотря на такие предосторожности, у меня очень скоро начались неприятности. Мне предложили “прекратить встречи с французскими друзьями”. И настойчиво рекомендовали забыть Клару.

Однажды меня вызвал директор театра Георгий Коркин и заявил: “Если ты еще раз увидишься с этой чилийской перебежчицей (почему перебежчицей, я не понимаю до сих пор), нам придется строго наказать тебя”. Он всегда говорил со мной тоном взрослого человека, отчитывающего непослушного ребенка, что не могло не раздражать».

Молодость беспечна, она не задумывается о последствиях. Махнул на них рукой и Рудик: будь, что будет. Влюбленность, успех, парижский воздух, свобода – опьяняли его. Меж тем тучи над головой молодого артиста сгущались. Вот как в одном из интервью вспомнила то время соученица и коллега Рудольфа Нуреева Марина Васильева: «Париж был покорен. Все газеты пестрели фамилией Рудика. Но успех успехом, а дисциплину никто не отменял. Вся наша труппа должна была соблюдать режим. В гостиницу мы были обязаны являться не позже определенного времени. Рудик же приходил поздно вечером, а то и под утро».

«Когда я добрался до отеля “Модерн”, знакомый голубой автобус уже ждал у входа. На этом автобусе вся кировская труппа (правда, почти всегда без меня) с середины мая разъезжала по городу. На этом автобусе мои коллеги открывали для себя Париж, ездили на работу или на обед. И не то чтобы 120 танцовщикам, составлявшим нашу труппу, было приказано так поступать. Они делали это по привычке, привычке людей нашей страны делать все вместе – потребуется несколько поколений, чтобы изжить ее», – писал Рудольф в «Автобиографии».

А вот что рассказала партнерша Рудольфа Нуреева, солистка Ленинградского театра оперы и балета имени С. М. Кирова Алла Осипенко: «С нами ездили два сотрудника КГБ. Они назывались “режиссеры”. Конечно, мы все их знали. Один был весьма забавный. Помню, как-то сидя рядом со мной за столом и опрокинув стопку водки, он спросил: “Может советский режиссер выпить?!”, – “Конечно, может”, – ответила я. Не думаю, чтобы они следили за всеми нами. Слежку вели только за теми, кто, по их мнению, мог и хотел бежать».

Рудольфа Нуреева считали именно таким. Сохранилось документальное тому подтверждение, а именно, служебная записка, адресованная председателю КГБ, Александру Николаевичу Шелепину. Вот текст той записки: «3 июня сего (1961) года из Парижа поступили данные, что Нуреев Рудольф Хамитович нарушает правила поведения советских граждан за границей. Один уходит в город, возвращается в отель поздно ночью. Кроме того, он установил близкие отношения с французскими артистами. Несмотря на проведенные с ним беседы профилактического характера, Нуреев поведения своего не изменил».

Происходящее напоминало шпионский роман, который щекотал нервы и даже веселил. К каким только уловкам не приходилось прибегать Рудику, чтобы выйти из гостиницы не замеченным сотрудниками КГБ (иначе, ему было бы приказано вернуться в номер). А ему всего-то хотелось встретиться с новыми друзьями, вместе погулять по городу и выпить кофе.

«Я понимал, что меня хотят поймать на каком-нибудь промахе, который бы позволил немедленно отослать меня домой».

Впоследствии, желая оправдать свои действия, советские официальные лица заявляли в прессе, что Нуреев «изнурял себя беготней по Парижу, регулярно опаздывал на репетиции и являлся на них не в лучшей форме».

Глава тринадцатая

Танцуй в Кремле

Того, что произошло 17 июня 1961 года не ожидал никто из артистов. Как известно, второй частью турне русской балетной труппы Кировского театра должны были стать гастроли в Великобритании. И, как было написано выше, в списке тех, кто летел выступать в Лондоне, фигурировали имя и фамилия Рудольфа Нуреева.

«Я вам больше скажу – Нуреев должен был возглавлять эту поездку! – рассказывала в одном из телефильмов, посвященных артисту, балерина Наталья Дудинская. – На нем были партии в “Спящей красавице”, “Баядерке” и “Жизели”».

«Впервые выступать в Лондоне – это очень грело душу. В моей личной иерархии столиц я всегда ставил Лондон очень высоко – между прочим выше Парижа», – писал артист.

Всю ночь перед отъездом он гулял по городу и веселился с французскими друзьями. Вернулся под утро и, насвистывая, начал собирать чемодан. Настроение было прекрасное, как и занявшийся за окном солнечный денек. Ничто не предвещало дурного.

Позже, в одном из интервью Рудольф рассказал, что было дальше: «Когда мы приехали в аэропорт, мне вдруг сказали: для вас места в самолете нет. Меня это удивило: для человека, принесшего столь громкий успех Кировскому театру, не нашлось места в самолете? Это могло означать только одно: взяли кого-то другого».

А вот что о тех событиях артист написал в «Автобиографии»: «Когда труппа начала выходить, Константин Михайлович Сергеев подошел ко мне и сказал с улыбкой:

– Рудик, ты с нами сейчас не поедешь. Ты присоединишься к нам в Лондоне через пару дней.

У меня упало сердце, а он продолжал:

– Мы только что получили телеграмму из Москвы о том, что ты должен танцевать завтра в Кремле. Сейчас мы оставляем тебя, а ты сядешь на “Ту”, который вылетает через два часа.

Я почувствовал, как кровь отхлынула от щек. Танцевать в Кремле? Правдоподобная байка! Я понял, что это последний ход в трехлетней кампании против меня. Я слишком ясно видел, как все это надвигалось. И прекрасно понимал свое положение, а также последствия этого срочного вызова в Москву: никаких поездок за границу впредь и навсегда отказ от положения первого танцовщика, которое мне предстояло получить