Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может, все-таки стоило Быкова прибить, чтобы пристрелили, и не мучился?
Потом я наконец принял душ, получил черную форму, гигиенический набор: мыло, зубную щетку и пасту, полотенце, алюминиевые миску, ложку, стакан. Ну ни фига себе! И правда санаторий. И меня повели в изолятор. Ну, я так думал. А оказалось, здесь такое не практикуют: СИЗО — все-таки не тюрьма, хотя конкретно это заведение очень на нее похоже.
Мы остановились возле лестницы наверх. Постояли возле решетки. Клацнул замок. Мы поднялись. Опять решетка и замок. Дальше — длинный коридор, разделенный решетками на так называемые карманы, и одинаковые двери с раздаточными окошками. Смотришь на этот коридор — и тоска одолевает.
Гулкое эхо шагов. Скрежет замка. Скрип петель.
В третьем кармане мы остановились. Дверь открылась, и на меня дохнуло спертым воздухом, сигаретным дымом, настоявшимся потом, копченой колбасой. Взгляду открылась огромная длинная комната с двухъярусными кроватями, забитая постояльцами.
Я сглотнул. Встал уже в привычную позу «ласточка» — наклон вперед, руки за спиной вверх, ноги врозь. Наручники сняли, и я оказался в камере на двадцать человек. Все постояльцы обратили взгляды на меня. И опять мысли пронеслись вихрем.
Что делать? Какие правила? Как не облажаться?
Попав в клетку с волками, нужно превратиться в волка. Главное — уверенность, почуют слабину — сожрут.
— Здорово, — как можно более бодро проговорил я.
— Привет, сла-адкий! — раздалось издали, грянул хохот.
Ну вот и первая проверка на вшивость.
— Кто там такой дерзкий? Кто сказал: «Мяу»? — спокойно проговорил я. — Иди сюда, за базар отвечать!
Лысый и безбровый мужик с огромной головой, сидящий за длинным столом, ударил кулаком по столешнице и рявкнул:
— Заткнуться всем!
Воцарилось молчание. Ясно, это кто-то авторитетный, и все непонятки нужно решать через него.
— Представься, — обратился он ко мне.
— Нерушимый, — сказал я, глядя перед собой.
Потеснив тощего мосластого соседа, авторитет кивнул на край лавки, я присел.
— Кем будешь?
Мысленно перебрав кучу вариантов, я ответил нейтрально:
— Первоход.
— Статья?
— Шестьдесят шестая. В отказе.
Кто-то присвистнул. Лысый просканировал меня взглядом, почесал щеку.
— Кому-то есть что сказать об этом человеке?
— Да чо тут базарить, — подал голос тот, что называл меня сладеньким, и вышел в проход между койками. — Ты на рожу его посмотри! Перспет… спктивный петух.
Лет сорок-сорок пять, сухой и жилистый, сутулый, голова наклонена назад, мордой на крысу похож. От напряжения мышцы спины свело, заныло между лопатками. Опять придется драться, потом в карцере сидеть…
— Бес, ты идиот, — прогудели знакомым басом.
Загородив собой проход, встал огромный цыган, Кардинал, что сидел со мной в КПЗ, и выдал на меня досье:
— Александр Нерушимый, девятнадцать лет, сирота, приехал к нам из Кунашака в футбол играть.
Оперативно он раздобыл информацию. Непростой товарищ, очень непростой, хоть в авторитетах и не ходит.
— Хрена се! — просипел кто-то. — Это который…
Цыган заткнул болтуна взглядом и продолжил:
— Да, тот, который. В прошлом году — второе место на боях без правил. На беспредельных тоже отметился. А ты, Бес, иди теперь сюда. Что ты там говорил насчет перспективы?
Кардинал посторонился, открывая взгляду побледневшего Беса. Мужик нарвался. Если включит заднюю и начнет извиняться — похоронит репутацию. Если ввяжется в бой — рискует окунуться мордой в парашу и опуститься.
Я еще раз окинул взглядом своих соседей. Раньше мне представлялось, что сидельцы — сплошь дебильные гопники. Сидят себе на корторях, рожи корчат, харкают, по фене ботают. Здесь же таких меньше половины, и рот открывать без разрешения они не имеют права. А рулят волки, как лысый и Кардинал, сдержанные, на первый взгляд культурные, умеющие правильно говорить. Хотя цыган вроде на роль смотрящего не претендует, просто авторитетный чувак.
Я определил на пол скудные пожитки, сделал шаг к приближающемуся ко мне Бесу. Подозреваемые кто встал, кто шеи вытянул, все довольные, взбудораженные: грядет событие! Новенького на вшивость проверяют! Естественно, все поддерживали соседа по камере, Беса.
— Бес, ломай баклана! — крикнул кто-то, не поверивший Кардиналу.
Между нами вклинился тщедушный мужичок со впалой грудной клеткой, похожий на дядюшку Ау, только лысый, вскинул руки:
— Стопэ, братва! Сотка на Неруша!
— Ставка — сотка, — подтвердил лысый, представляться какому-то непонятному баклану, то есть мне, он не посчитал нужным, закурил. — Табаки — в поле.
Табаки — надо же, какое погоняло точное.
Мужичок взял у него смятый лист бумаги и карандаш, рванул между рядами принимать ставки. Я скрестил руки на груди, разглядывая противника, Беса: активный образ жизни точно не ведет, проблем доставить не должен. Затем изучил наш ринг — свободное пространство между парашей и столом, два на два метра.
Закончив со ставками, Табаки брякнулся на лавку рядом с лысым, отдал ему листок. Тот надел очки, кивнул, сделал пометку и дал отмашку:
— Начали.
Используя единственное преимущество — внезапность — Бес сократил дистанцию и сделал бесхитростный прямой, целя мне в печень. Я сместился влево, схватил Беса за руку, заломил ее за спину, повалил его подсечкой, швырнув к параше. Он успел выставить свободную руку и откатиться к койке. Глянул с ненавистью, вскочил.
— Добавить? — поинтересовался я миролюбиво и пошел на него.
Вместо того, чтобы встать в боксерскую стойку, он запаниковал, раскорячился, как краб. Бить такого — себя не уважать, но я должен его наказать, чтобы пресечь будущие наезды. Я дал ему время собраться, и он неожиданно бросился мне в ноги. Я шагнул навстречу и точным движением взял его шею в захват, начал душить.
— Похлопай, если сдаешься.
Он хрипел, махал руками, пытался меня поцарапать, но не сдавался. Думал, придется его придушить, но нет — ударил пару раз по предплечью, и я его отпустил. Сипя и кашляя, он согнулся, отдышался и с криком «Сука» — ринулся на меня. Получил в грудь и сложился.
Кто-то зааплодировал. Повисла тишина. Все ждали, что будет дальше, потому что просто победа в драке — не наказание за такой наезд. Другой на моем месте проучил бы Беса и макнул головой в парашу, но я решил не ломать жизнь человеку. Сиделец ведь тоже человек, я сам теперь такой.
Потому просто вздернул Беса за шкирку и спросил:
— Где твоя койка?
Место у него оказалось козырное: предпоследняя кровать, нижняя полка. Оттолкнув Беса, я сказал:
— Теперь это мое место.
Собрал его вещи, завернул в простыню и бросил на пол. Все, точка поставлена.