Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва я нажал на кнопку звонка, как мне почти тотчас же открыли. Можно было подумать, что меня ждали…
На пороге стояла чертовски привлекательная женщина бальзаковского возраста. Пожалуй, она только немного уступала своей дочери. Элле немного недоставало того магнетизма, который излучала Азия со своих фотокарточек…
Именно в этот момент я подумал: «Может быть, Азия — всего лишь феноменально фотогеничная девочка?»
Но я не успел додумать эту мысль, поскольку Элла хмуро спросила меня:
— Вы что, язык проглотили?
— Что-что? — не понял было я. Конечно, я слегка замешкался с тем, чтобы представиться и объяснить суть своего визита, но наткнуться на грубость со стороны женщины через пять секунд, после того как впервые увидел ее, такое в моей практике еще не случалось.
— Ага, — заключила Элла. — Стало быть, язык вы не проглотили. Так в чем же дело?
— Тысяча извинений, — пробормотал я. — Просто я был так поражен вашей красотой, что…
— …что до сих пор не можете сообщить мне ничего внятного! — раздраженно закончила Элла. Кажется, я начал понимать, почему у нее не ладится с мужем.
— Я по поводу вашей дочери, — немедленно перешел я на деловой тон.
— Сразу бы так и сказали. — Голос Эллы помягчел. — Проходите.
Я прошел за хозяйкой в ближайшую комнату.
— Садитесь, — Элла показала на диван.
— Спасибо.
— Курите? — спросила она, закуривая.
— Спасибо, не сейчас…
— Вы из милиции?
— Не совсем.
— То есть как это?
— Я частный детектив, — смущенно ответил я. Всегда непросто это произносить. В советской действительности такое самоопределение звучит дико, если не потешно.
Элла сразу нахмурилась:
— Чувствую за этим неугомонную руку своего муженька.
— Что вы имеете в виду? — не понял я.
— Только он мог раздобыть в Москве частного детектива, да еще и направить его ко мне.
— Меня к вам никто не направлял, — покачал я головой.
— Значит, это ваша собственная инициатива? — прищурилась Элла.
— Вот именно.
— И в чем ее смысл?
Я вздохнул и начал объяснять:
— Ваш муж обратился ко мне…
— Так все-таки обратился? — перебила Элла, и глаза ее вспыхнули недобрым огнем.
— Да, иначе зачем бы я стал заниматься этим делом… Но прийти к вам — это действительно полностью моя инициатива.
— Так я повторю свой вопрос: в чем ее смысл? — Женщина уже стала раздражаться.
— Вы — мать Азии, — спокойно пояснил я. — С кем мне говорить, если не с вами?
— Да, вы правы, — снова смягчилась Элла. — Ну а мой муж… он не знает, что вы здесь?
— Вообще-то я всегда действую по своему усмотрению, — заметил я.
— Понимаю, — кивнула Элла, — но Воронов не запрещал вам со мной встречаться?
— Я не обязан следовать чьим-то запрещениям… Даже если бы что-то такое и было… Однако нет — с подобной просьбой ваш муж не обращался. И о том, что я здесь, он тоже не знает, поскольку я перед ним не отчитываюсь.
— Что ж, меня это устраивает, — слегка улыбнулась Элла. — И в то же время я не знаю, чем могу вам помочь. О нашей дочери я могу сказать ровно то же, что и Воронов.
— У вас с мужем, кажется, не очень хорошие отношения, — небрежно произнес я.
Элла приподняла брови:
— С чего вы взяли?
— Хотя бы с того, что вы называете его по фамилии.
— Это ни о чем не говорит, — поморщилась женщина. — Но скрывать не стану: наши отношения… их, можно сказать, давно не существует. То есть каких бы то ни было отношений.
— Из этого я могу заключить, — сделал я вывод, — что дочь вы воспитываете порознь. А потому…
— Азия не нуждается в воспитании, — перебила Элла. — Ей уже давно не пять. Ей двенадцать. Она во всем совершенно взрослый человек.
— Уверен, редкий родитель сказал бы о своем двенадцатилетнем ребенке то же самое, — хмыкнул я.
— Но я и впрямь редкий родитель, — невозмутимо сказала Элла. — А Азия — редкий ребенок.
— Вундеркинд? — уточнил я.
— Не говорите пошлостей, — вновь поморщилась Элла.
— Ну хорошо, а ваш муж? Он тоже редкий родитель?
— Нет, он самый обычный.
— Значит…
— Азия — в меня, — не дала мне договорить Элла.
— Но вы хотя бы согласны, что отец ее обожает?
— Да, обожает, — не стала спорить женщина. — Он и меня когда-то обожал. Потом, видимо, переключился на дочь. Но все это отцовское обожание, думаю, продлится самое большее до того времени, пока Азия не выйдет замуж… Ну вы же знаете, как это бывает.
— Не очень, — сознался я. — У меня нет дочери…
— Азия — моя дочь, — продолжала тем временем настаивать Элла, хотя я и не подвергал ее слова сомнению. — И потому я спокойна за нее куда больше, чем Воронов.
— Даже сейчас? — не поверил я.
— Даже сейчас, — спокойно подтвердила Элла. — Я не сомневаюсь, что с Азией все в порядке.
— Откуда такая уверенность? — все еще не понимал я.
— В ней течет моя кровь. — Элла с гордостью показала пальцем на себя. — Японская.
— И о чем это говорит?
— О том, что Азия справится с любой ситуацией.
— По-вашему, все японцы такие?
— Моя мать была такая, — сказала Элла. — Я — такая. И Азия — тоже.
Мы помолчали.
— Не хочу вас тревожить, — наконец осторожно сказал я, — но все-таки… Какой бы способной ни была ваша дочь, ей пока только двенадцать лет. Возможно, духовно она необычайно сильная… Вы, как я понимаю, имели в виду именно это… Но все же физически Азия — ребенок. То есть заведомо слабое существо, как все в ее возрасте. Даже мальчики. А ведь она еще и девочка…
Элла выслушала меня спокойно, но потом недовольно хмыкнула:
— А при чем здесь физическое развитие? Оно вторично.
— Это спорный вопрос, — поморщился я. Мне не хотелось, чтобы наш разговор ушел в область отвлеченного философствования.
— Вы не представляете, насколько Азия сильная, — продолжала Элла. — И именно в духовном смысле, как вы правильно заметили. Если бы она, наоборот, была развита физически, я переживала бы за нее куда больше.
Я смотрел на нее с досадой. Мне казалось, что Элла либо жестоко разыгрывает меня, либо она попросту ненормальная.
— Что, по-вашему, произошло с Азией? — хмуро спросил я.
— Откуда мне знать? — пожала Элла плечами. — Когда Азия вернется, она сама мне расскажет.
— А вы уверены, что она вернется? — не выдержал я.
— Уверена, — спокойно ответила женщина, глядя на меня красивым, ясным, очень осмысленным взглядом.
Нет, все-таки она нормальная. Просто в ней течет