Поклонившись ещё раз, Голгрин поскакал прочь поднеумолкающий рёв людоедов:

— Сарак х`кан!

Глаза Мариции гневно сузились:

— Похоже… я знаю, что означает эта фраза… «сарак х`кан»… —Она внимательно посмотрела на Нагрока. — Это значит… предводитель, лидер, нетак ли?

Приземистый круглолицый людоед выглядел как самое невинное существона всём Кринне.

— Да, сын Хотака, лидер… — Он резко и неприятно захихикал: —Или Кхан…

…Шахта начала рушиться неожиданно, хоть рабочие всё время иожидали этого. Хозяева не считали нужным укреплять туннели, находившиеся подпостоянным давлением, и рабам ничего не оставалось, как рыть и рыть глубже…

Таким образом, когда потолок обрушивался, большинство гиблисразу, но некоторые успевали выбраться. Крики умирающих и скрежет их костей,грохот десятков тонн камня и земли… Все это напоминало оставшимся в живых, чтоони следующие в этой страшной очереди.

Сахд всегда видел в этом лишь небрежность и злой умыселрабов… это означало немедленное наказание для всех.

Фарос не пробыл в лагере и трёх недель, когда шахтаобрушилась в первый раз, но с тех пор, казалось, прошла уже целая жизнь. Ониезде не пришли в себя после Вайрокса, где хотя бы соблюдалось некоторое подобиецивилизованных отношений. А это место до боли напоминало недавние пустыниродины, чёрные скалы и провалы шахт Вайрокса, где земля до сих пор источала жари пепел.

Рядом текла, медленно извиваясь вдоль берегов лагеря, почтитакая же речка, что и на Митасе. Это побудило многих минотавров окрестить её СлезамиАргона. Возможно, потерянный Бог действительно проливал слёзы по своимнесчастным детям, а может, рабы просто жалели себя.

Заключённые быстро поняли, что рассчитывать на снисхождениеу людоедов не придётся — Фарос каждый день видел жестокие казни или наказаниядрузей: один из них был закопан по плечи в землю рядом с мусорной ямой на югелагеря, где должен был несколько дней переносить ужасные укусы сотен чёрныхмух, почуявших беззащитную жертву.

За исключением ударов плети или пинков, первое время Фаросуудавалось избегать серьёзных наказаний и пристального внимания Сахда. Но вдень, когда обрушилась шахта, он ощутил на себе пристальный взгляд старшегонадсмотрщика, обещавший недоброе. А все потому, что Фаросу последнему удалосьвырваться из разрушенной штольни. Грязный, полузадушенный, с окровавленнымируками, он выкатился прямо под ноги прибывшего Сахда. Тот, повернувизуродованное лицо, искоса взглянул на слишком, по его мнению, удачливогоминотавра. То немногое, что ещё оставалось от его губ, растянулось в ужаснойгримасе, обнажившей жёлтые клыки.

— Л`хар! Гран Урсув Суурт! — скомандовал он.

Двое надсмотрщиков немедленно схватили оторопевшего Фароса иподтащили его, кашляющего, к своему начальнику, который внимательно осматривалостальных, покалеченных и умирающих. Чёрные волосы Сахда трепетали на сухомгорячем ветру, когда он, подняв кнут-девятихвостку, шагнул к одному из них,приказывая подняться на ноги. Фаросу мучительно закрутили руки за спину, такчто боль сводила с ума, но он видел, что у раба сломана одна нога и сильнораспухла лодыжка другой.

После нескольких безуспешных попыток встать, во времякоторых людоеды смеялись и глумились над несчастным, Сахд указал на него ипроревел:

— Гран Урсув Суурт и фафнирн!

Фарос так и не понял, что сказал начальник, но изувеченныйрабочий, видимо, понимал людоедский, ибо, вытаращив глаза, начал извиватьсявсем телом, делая новую попытку подняться. С громким смехом Сахд пнул раба побольной лодыжке, заставив того взвыть от боли. Остальные стражи немедленноприказали рабам упасть на колени и понесли кричащего раненого к загону смередрейками.

Только тогда Фарос понял, что означает на людоедском слово«фафнирн». Сахд внезапно резко обернулся и указал на него. Надсмотрщики легкоподняли минотавра и потащили, несмотря на все его попытки вырваться. Ониподтащили рабов к самому краю загона, где совсем рядом щёлкали огромные челюстии блестели налитые кровью глаза рептилий. Сахд подошёл следом и вонзил пальцы врваную рану на руке Фароса, так что тёмно-красные капли дождём полились в яму.Мередрейки внизу начали яростно биться — даже одной капли крови былодостаточно, чтоб они впали в бешенство, готовые напасть на любого. Сахд мрачнохохотал, слизывая кровь с пальцев и позволяя мередрейкам как следуетразогреться.

Надсмотрщики швырнули раненого вниз. Раздавшийся сразу жепосле этого вой был так ужасен, что даже смирные рабы забеспокоились,немедленно получив свою порцию ударов и пинков. Фарос попробовал не смотретьвниз, но главный надсмотрщик схватил его за шею и повернул голову, хрипя наобщем;

— Смотри… Урсув Суурт… или присоединяйся…

Стая извивающихся тел накрыла минотавра ещё до того, как онупал на дно ямы, истекающие слюной челюсти уже вырывали куски мяса из его тела.Несколько мередрейков вцепились в лицо раба, что Сахд, судя по довольномухихиканью, нашёл особенно интересным. Огромная тварь перекусила уже сломаннуюногу несчастного, весь загон был залёт бьющей из ран кровью, но он все никак немог умереть. Его крики становились всё более слабыми, но не утихали, несмотряна молчаливые молитвы, в которых Фарос просил даровать рабу быструю смерть.Только когда визжащий клубок добрался до груди и живота несчастного, его стоныстихли… Ужасное пиршество продолжалось долго. Сахд не собирался успокаиваться,пока звери не насытятся. К этому времени даже некоторые из людоедов не особенноохотно заглядывали вниз.

Однако начальнику карьера полученного удовольствия быломало. По его приказу Фароса распяли на досках загона, так близко от тварей, чтонекоторые просовывали сквозь щели языки, проверяя, не смогут ли они добратьсядо нового мяса, однако минотавр был вне их досягаемости. Мередрейки несколькораз мазнули Фароса по лицу, оставляя на нём следы недавней трапезы, и юношуедва не вырвало, хотя желудок был почти пуст.

Сахд скомандовал:

— Дж`карах и ф`хан Урсув Суурт! — Затем он наклонился кФаросу и прохрипел: — Помни… или сдохнешь…

Свистнул тяжёлый кнут, и металлические крючки вырвали первыекуски плоти со спины Фароса. Его крик только подстёгивал мередрейков, которыеподпрыгивали все выше, стремясь добраться до свежего мяса. Снова и снова под хохотСахда кнут опускался на тело минотавра. Сколько продолжалась экзекуция, Фаросне запомнил, — через некоторое время он потерял сознание, но даже тогда емуказалось, что он слышит змеиное шипение вечно голодных тварей, а телосотрясается под плетью…