Она явно заинтересовалась этим наглым незнакомцем. И смерилаего взглядом с головы до ног. Он был одет в светлые брюки, купленные вЛондонском «Харродсе». Обувь и ремень были от Балли. Собственно, он никогда неносил ремни другой фирмы и не надевал другой обуви. Очевидно, она осталасьдовольна осмотром, но, тем не менее, с прежней практичностью спросила:

— У вас так много денег, чтобы ужинать в «Ритце»?

— У меня хватит денег, чтобы пригласить вас наужин. — усмехнулся Дронго, — можете не беспокоиться. В крайнемслучае, мы заплатим вдвоем.

— Я не смогу заплатить, — сразу ответила она, но,поняв, что он пошутил, улыбнулась и спросила: — Как вас зовут?

Он назвал свое имя. Затем добавил:

— Вообще-то все называют меня Дронго.

— Это такое красивое имя?

— Название птицы.

— Интересно, — вежливо сказала она, — а менязовут Моника. Моника Эклер.

— У вас красивое имя и необычная фамилия. —заметил Дронго.

— Я полька. Мой отец чистокровный поляк, а мама быланаполовину белоруска. Так можно говорить?

— Лучше сказать — из Белоруссии. Теперь я понимаю,откуда вы знаете русский язык.

— Я училась в школе лучше всех. Я сдавала специальныйэкзамен по русскому языку, — сказала Моника, — и у меня были толькопятерки.

Дронго не стал уточнять, почему она сказала о матери впрошедшем времени и где именно она сдавала специальный экзамен. Все это можнобыло узнать сегодня вечером за ужином. Он уже обратил внимание, что при выходеиз зала, на ступеньках, сидела симпатичная украинка и читала книгу. Она поднялаголову и смотрела на Дронго и Монику.

— Значит, договорились? — спросил Дронго. — Всемь часов у ресторана «Ритц»?

— Хорошо, — кивнула Моника, — я обязательноприду.

Проводив ее до выхода, он подошел к украинке. Это былаЕкатерина Вотанова, аттендант украинской группы. Она была чуть ниже среднегороста, ходила обычно в брюках, носила короткую прическу, явно придав своимтемным волосам красноватый оттенок, имела не совсем характерный для украинкинос с горбинкой, упрямые тонкие губы и красивые светло-зеленые глаза. Дронгопоразил ее внимательный взгляд еще при первой встрече. Вотанова находилась впоездке вместе со своим молодым мужем — поэтом Андреем Бондаренко. Ей былодвадцать четыре, а мужу двадцать шесть. Дронго вспомнил, что про эту семейнуюпару ему говорил Вейдеманис.

— Интересная книга? — спросил он Вотанову.

— Интересная, — с явным вызовом ответила она, закрываякнигу.

Дронго чуть наклонился и разобрал, что это стихи АндреяБондаренко.

— Вы читаете только стихи своего мужа? — улыбнулсяДронго.

— Такие у меня предпочтения, — сказала онаравнодушно, — кажется, вы уже сумели пригласить одну даму на ужин.

— Вы слышали наш разговор, — понял Дронго.

— Вы говорили так громко, что вас невозможно было неуслышать, — заметила Вотанова.

— Это последствие ранения, — призналсяДронго, — извините, если я вам помешал читать стихи. Я бы с удовольствиемпригласил и вас на ужин, но, к сожалению, не могу.

— Почему? — она подняла голову.

— Вы с мужем, — объяснил он, — а значит, ужезаняты.

— Какой вы целомудренный, — улыбнулась женщина.

— Это я с виду произвожу впечатление старого, глупого илысого человека. На самом деле я молодой и пушистый. Кстати, по возрасту ягожусь вам в отцы. Мне сорок один, а вам двадцать четыре.

— На моего папу вы явно не тянете, — рассмеяласьмолодая женщина. — А откуда вы знаете, сколько мне лет?

— Я регулярно читаю в Интернете все сообщения о нашей группе.Это же интересно знать, с кем именно собираешься провести ближайшие два месяца.

— И вас впечатляет эта поездка?

— Очень, — с воодушевлением ответил он, — япросто в восторге.

Он отошел от нее. Неизвестно почему, но ему понравились и еенесколько дерзкие ответы, и ее глаза. Странно, что у этой молодой симпатичнойженщины были такие умные глаза. «Кажется, во мне говоритженоненавистник, — подумал Дронго. — Или идиот». Почему у красивойженщины не может быть умных глаз? Впрочем, нет, как правило, это не совпадает.И дело не в самой женщине. Красивая женщина с детства находится в окружениивосхищенных мужчин и считает, что для подлинного совершенства ей не обязательноразвивать свой ум. Достаточно удачно выйти замуж. Очевидно, Вотановапринадлежала к другой категории женщин, которые предпочитают добиваться всегособственными усилиями.

Он вышел из здания. В саду на скамейке сидел Пьер Густафсон.Увидев Дронго, он отвернулся. У Густафсона с утра явно было плохое настроение.Дронго прошел дальше не останавливаясь. Он понимал, что швед сейчас не захочетни с кем разговаривать. Однако неожиданно он услышал грубый голос Густафсона:

— Там наконец закончили эту пресс-конференцию?

— Да, — сказал Дронго, поворачиваясь кнему. — А вам, кажется, неинтересно там присутствовать?

— Мне вообще неинтересно жить, — поморщился Пьер.

На его заросшем рыжей щетиной лице было отвращение и к этомусолнцу, и к этому городу, и к своему собеседнику.

— В таком случае не нужно было соглашаться на участие в«Экспрессе», — спокойно заметил Дронго, — ведь вы могли отказаться.

— А вы зачем согласились? — огрызнулсяПьер. — Здесь половина писателей, а вторая половина — агенты, готовыеистребить друг друга. И у всех свои задачи. И мне не нравится ни этот«Экспресс», ни его участники, ни вы лично.

— Вы пьяны, Пьер, — хладнокровно заметилДронго, — и вам лучше проспаться. Идите в отель и ложитесь спать.

— Мне еще только учителей не хватало, — поморщилсяГустафсон, — сам знаю, что мне делать.

— Опять напился? — услышал Дронго громкий голос заспиной и обернулся. Это был Павел Борисов.

— Извини его, — сказал болгарин, — мы всюночь вместе пили. Это жара так на него действует. Он северный человек, непривык к жаре.

— А мне казалось, что вам должна нравиться такаяпогода, Пьер, — заметил Дронго.

Густафсон вздрогнул. Посмотрев на Дронго, он мрачно, с явнойугрозой поинтересовался:

— Кто вам рассказал про меня? Или вы тоже из этих?

— До свидания, — не ответив на вопрос, Дронгопрошел дальше.

У выхода стояло несколько человек. Босниец Мехмед Селимовичразговаривал с представителями Лихтенштейна и Андорры. Словно в насмешку, отэтих карликовых государств были представлены два гиганта, один из которых былдаже выше Дронго. Стефан Шпрингер из Лихтенштейна был высоким белокурыммужчиной, а Альваро Бискарги из Андорры — типичным представителем иберийскихнародов, словно сошедшим с картин времен Реконкисты. Все смеялись, слушаяШпрингера, который рассказывал анекдоты. Мехмед Селимович был невысокого роста,горбоносый, с проницательными темными живыми глазами. У него были небольшиеусики, и внешне он сильно отличался от другого представителя Боснии — НехадаВеличковича, интеллектуала в очках и с тонкой шеей.