вида. От румянца на ее лице и от сияния глаз. Их цвет меняется в зависимости от освещения. Иногда они прозрачные и золотистые, как мед. Здесь, при более слабом освещении, они выглядят оранжевыми, как янтарь.

– Ты… мафиози? – шепотом спрашивает Симона, не желая, чтобы ее услышали за соседними столиками.

– Вроде того, – пожимаю я плечами. – Это не банда, в которую можно вступить. Это семейное дело.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает девушка. Она кажется искренне заинтересованной, а не осуждающей.

– Ну… – пытаюсь объяснить я. – Как и в любом деле, есть сделки, которые проводятся открыто, и те, в которых используются лазейки. Есть законы, которые соблюдаются, и те, которые не соблюдаются, потому что пусть идут в жопу те, кто принимал эти законы, – они ничуть не лучше нас и точно так же эксплуатируют эти законы ради денег и власти.

Я задумываюсь, как сформулировать это так, чтобы не обидеть Симону.

– Твой отец – он заключает сделки и напоминает о долгах. У него есть свои друзья и свои враги. Мой отец такой же.

– Должно быть, так и есть, – говорит Симона, играя своим стаканом «Сайдкара». – Но ведь вы не только заключаете сделки «втемную», не так ли?

Она поднимает на меня взгляд, не желая обидеть вопросом, но стремясь узнать правду.

– Нет, – отвечаю я. – Не только.

Не далее как в прошлом месяце мы с Неро ограбили две инкассаторские машины в Канаривилле. Не могу сказать, что рыльце у меня не в пушку.

Мою совесть не тревожит ограбление банков. Банки, правительство, бизнес – покажите мне того, кто не замарался. Все это система для перетасовки денег, и у меня столько же прав умыкнуть себе несколько тысяч, сколько у любого банкира-толстосума.

Я не собираюсь вредить кому-то забавы ради. Но если на это есть причина… моя рука не дрогнет.

– Ты когда-нибудь убивал людей? – спрашивает Симона, так тихо, что я едва могу расслышать сквозь музыку.

Я чувствую, как у меня непроизвольно сжимаются челюсти. Я убил кого-то в вечер нашего знакомства. И это было не в первый раз.

– А ты как думаешь? – спрашиваю я ее.

Девушка кусает губы, не зная, что ответить. Или не желая отвечать.

– Ладно, – говорю я. – Пошли отсюда.

Мы снова садимся в «Бронко». Я еду на восток по Лейк-Шор-драйв. Я опустил стекла, и прохладный ночной воздух наполняет салон.

Симона выглядит чуточку сонной, потому что уже поздно или потому, что она не привыкла столько пить. Я опускаю голову девушки себе на колени, чтобы она была ближе и могла отдохнуть.

Она лежит так, опустив руку мне на бедро.

Тепло ее щеки на моей промежности и трение, которое я ощущаю всякий раз, когда девушка хотя бы немного двигает головой, начинают меня возбуждать. Я слышу легкий запах ее духов. Я знаю, что Симона чувствует, как набухает мой член в штанах, и это заводит меня еще больше.

Когда член становится слишком твердым, чтобы этого не замечать, девушка немного поднимает голову. Но не садится. Вместо этого она начинает расстегивать мои джинсы.

Симона опускает собачку на молнии и тянется своей тонкой ладошкой к моим боксерам. Она вытаскивает мой член.

Он не меньше ее запястья, и головка тяжело ложится в ее ладонь. Девушка вздрагивает, но осторожно сжимает ее. На кончике скапливается немного прозрачной жидкости.

Симона облизывает губы, чтобы увлажнить их. Затем она облизывает головку, пробуя ее на вкус.

Мысль о том, что моя сперма будет первой, что она попробует, заводит меня, как никогда раньше. Я хочу смотреть вниз и наблюдать, но не могу отвести взгляд от дороги.

Я чувствую, как ее полные мягкие губы обхватывают головку моего члена. Симона лижет, пробует, исследует. Она сама не знает, что делает. Но это куда эротичнее, чем минет от порнозвезды высшего разряда. Я знакомлюсь с ее ротиком, чувствуя, как мой член касается ее щек и языка, пока девушка пытается разобраться…

Я так возбужден, что стон слетает с моих губ от каждого прикосновения.

Я хочу быть нежным, но мне чертовски сложно вытерпеть. Я кладу свою тяжелую ладонь ей на затылок и опускаю ее голову ниже, чтобы мой член глубже скользнул ей в горло.

Симона давится, ее слюна стекает по члену. Я продолжаю удерживать ее голову, совершая поступательные движения. Я чувствую, как головка упирается в заднюю стенку горла, не в силах продвинуться дальше.

Я отпускаю девушку, чтобы она могла вдохнуть. Симона хватает губами воздух, уголки ее глаз наполнились слезами, которые стекают по лицу. Она не расстроена, просто подавилась с непривычки.

Отдышавшись, девушка пробует снова. Она хватает основание моего члена и пытается поглотить как можно больше.

Ее техника – полное дерьмо, но за старание можно поставить пятерку с плюсом. Я разрываюсь между желанием защитить девушку, быть с ней нежным, и бешеной похотью, которая заставляет меня желать трахнуть ее в рот так сильно, насколько позволяет ремень безопасности и руль передо мной.

Симона утонченная и интеллигентная. Это пробуждает во мне зверя. Я хочу сорвать с нее одежду, опрокинуть ее на землю, овладеть ею. Врожденная мягкость и нежность девушки пробуждают во мне желание доминировать. Симона хорошая девочка, и я хочу сделать ее МОЕЙ хорошей девочкой. Моей покорной кошечкой.

Я никогда не испытывал раньше подобных желаний – безумных, яростных, чрезмерных. Мне кажется, я из последних сил держусь за остатки самообладания.

Если бы мне не нужно было следить за дорогой, я, должно быть, не смог бы сдерживаться вовсе. Это единственное, что успокаивает меня достаточно, чтобы дать Симоне делать свое дело, скользить губами и языком по моему члену, пока я наконец не взрываюсь.

Горячая сперма заливает ей рот, и, судя по всему, девушка этого не ожидала. Часть капает мне на джинсы, остальное она проглатывает.

Симона садится, тяжело дыша и вытирая рот.

Я так ошеломлен, что едва могу вести машину. Оргазм был диким, мучительным. Руль дернулся. Пожалуй, мне все же следовало съехать на обочину.

Мое сердце стучит, как отбойный молоток.

– Вышло нормально? – спрашивает Симона.

Я притягиваю ее к себе и крепко целую, чувствуя на губах вкус своей спермы.

– Ты само совершенство, – отвечаю я. – Гребаное совершенство.

Симона

Не так-то просто ускользать всякий раз из дома, чтобы встретиться с Данте.

Особенно после той ночи, когда я вернулась слишком поздно.

Мои родители были в ярости. Уилсон ждал меня у Миллениум-парка больше часа. К счастью, персонал еще прибирался после