Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мужчины в основном одеты в смокинги или костюмы. Некоторые носят классические полумаски columbina, другие – маски volto, закрывающие все лицо, есть и немного пугающие треугольные книзу bauta и зловещие scaramouche с длинным носом.
– Взять тебе напиток? – спрашивает меня Жюль.
– Да, спасибо, – отвечаю я.
Когда он отправляется к бару, кто-то возникает прямо передо мной в костюме чумного доктора.
– Симона… – слышу я низкий шепот.
– Да? – нерешительно говорю я.
– Это я! – хихикает Эмили. Она немного приспускает маску, чтобы я могла увидеть ее ярко-голубые глаза.
Я смеюсь в ответ.
– Почему ты в таком наряде?
– Я шпионю, – отвечает она. – Вынюхиваю секреты. Подслушиваю беседы.
– И много ты уже услышала?
– О, только что Жан Ван-Клифф привел на бал вместо жены свою любовницу – вон она стоит в бордовом платье. И что Анджела Прайс обдолбалась вхлам и уже полчаса танцует сама по себе.
– Захватывающе, – говорю я. – Тебе стоит написать книгу.
– Не искушай меня, – отвечает Эмили. – Я была бы не прочь написать книгу о подноготной чикагских богачей и знаменитостей.
– Вряд ли они так уж интересны кому-то, кроме себя самих, – замечаю я.
К нам возвращается Жюль и подает мне фужер с шампанским.
– Ой, прости, – ухмыляется Эмили. – Не хотела прерывать твое свидание.
– Это не… – начинаю я.
– Все в порядке, – говорит Жюль, улыбаясь под маской. – В конце концов, мы же пришли общаться.
– Да? – саркастически уточняет Эмили. – А я думала, мы пришли, чтобы поддержать бедных детишек, которым нужны новые компьютеры.
– Точно. Конечно, – неловко отвечает Жюль.
– Она просто дразнит тебя, – сообщаю я парню.
– Точно, – снова говорит он.
Чувство юмора всегда было его слабым местом.
– Потанцуем? – предлагает Жюль.
Он выводит меня на танцпол, и мы вливаемся в бесконечный поток пар, кружащих вокруг нас. Музыканты играют «Вампирский вальс»[15], который отлично подходит к атмосфере. Жюль куда более искусный танцор, чем Данте. Настолько, что его можно было бы назвать пижоном – парень вальсирует со мной, быстро кружит и даже слегка наклоняет. Очевидно, он хочет, чтобы нас увидело как можно больше народу.
Я люблю танцевать. Я люблю все это буйство красок вокруг, парчу и платья, вышитые бисером. Люблю, как шуршат юбки и блестят ткани, преломляя свет. Мне нравится сладкий запах шампанского и духов, перебивающий более мягкий аромат мужского геля для укладки волос и лосьона после бритья, а также более тяжелые ноты крема для обуви и кожи.
Мелодия сменяется на «Полуночный вальс»[16].
– Хочешь продолжить? – спрашивает меня Жюль.
– Да! – отвечаю я. Лучше уж танцевать, чем разговаривать.
Мы кружимся по залу так быстро, что я уже запыхалась. Жюль спрашивает меня о том, как поживают мои родители и определилась ли я с университетом.
– Я поступил в Гарвард[17], – с гордостью говорит он.
– Это здорово, – с улыбкой отвечаю я.
В этот момент моя спина упирается во что-то твердое и неподвижное.
– Ой, простите, – говорю я и поворачиваюсь.
Мне приходится задрать голову, чтобы посмотреть в глаза мужчины, возвышающегося надо мной.
Он одет во все черное. Его волосы зачесаны назад. На нем черная шелковая маска, полностью закрывающая лицо. При взгляде на меня его глаза сверкают.
Я не успеваю сказать и слова, как мужчина хватает меня за талию и сжимает мою ладонь в своей.
– Прошу прощения… – протестует Жюль.
– Вы не против, если я с ней потанцую, – рокочет мужчина.
Это не вопрос. Он уводит меня прочь, даже не взглянув на Жюля.
Я узнала Данте, стоило мне только его увидеть. В комнате не найдется другого мужчины, кто бы сравнился с ним в объемах. Даже если бы я не признала его сразу, этот низкий голос и пьянящий аромат одеколона не оставляет сомнений.
Я удивлена лишь тому, как он вообще попал сюда. Сомневаюсь, что Галло входят в список спонсоров чартерных школ. И уж тем более я не ожидала, что у Данте найдется идеально скроенный по фигуре смокинг.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, глядя на него снизу вверх.
Глаза под маской сверкают яростнее обычного.
– Смотрю, как ты танцуешь с другим мужчиной, – рычит Данте в ответ.
Гнев в его голосе вызывает во мне дрожь. Рука парня крепко сжимает мою. Я чувствую исходящий от его тела жар.
– Ты ревнуешь? – шепотом спрашиваю я.
– Безумно.
Я не знаю, отчего испытываю удовольствие при этих словах.
– Почему? – спрашиваю я.
В ответ Данте лишь прижимает меня сильнее.
Я чувствую, как мы приковываем к себе взгляды. Невозможно не заметить самого высокого мужчину в зале. Другие танцоры расступаются перед нами – никто не хочет быть раздавленным Данте, пока тот кружит меня под «Вальс для мечтателей»[18].
Обычно я не люблю привлекать к себе внимание, но сейчас мне плевать. Пусть шепчутся себе на здоровье. Меня волнуют лишь пальцы Данте, сомкнувшиеся на моей талии, невероятная сила, с которой он кружит меня по залу, и взгляд, который он не сводит с меня ни на секунду.
– Почему я ревную? – переспрашивает он.
– Да.
Парень прижимает меня к себе еще сильнее.
– Потому что мне нет дела до того, что в этом зале собрались самые богатые и избалованные говнюки со всего света. Ты принадлежишь мне.
Данте
Я пришел на бал, чтобы сделать Симоне сюрприз.
Я купил билет по возмутительной цене у кого-то, кто действительно был приглашен, вытащил на свет божий единственный свой костюм и даже раздобыл маску.
Я сделал это все, чтобы увидеть улыбку на лице девушки в тот момент, когда она поймет, что я смог проникнуть на то единственное мероприятие, которое мы можем посетить вместе и остаться неузнанными.
И вот я явился. Впитал в себя ароматы богатства и власти, витающие в воздухе. Каждого состоятельного и влиятельного человека со всей округи. Обозрел зал, полный красивых людей, выискивая самую прекрасную девушку из всех.
И увидел, как она танцует с другим мужчиной.
Я узнал Симону моментально. Лишь у нее может так сиять кожа, и только ее фигура способна затмить любой, даже самый роскошный наряд. Каждый мужчина в зале пускал слюни, глядя на девушку. Везучий ублюдок, который с ней танцевал, и сам прекрасно осознавал, что не достоин своей партнерши.
Но тем не менее я ревновал. Так чертовски ревновал, что едва мог дышать.
По одному взгляду на его часы и костюм было понятно,