Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня.Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены вукрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясьсоединиться с первой армией, от которой — как говорили — они были отрезаныбольшими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел врусской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал,никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западныхпольских губерний.

Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он былназначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села илиместечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов ипридворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшимдомам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырехверстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своимнемецким выговором, что он доложит о нем государю для определения емуназначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина,которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был вПетербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центрапроизводящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некотороевремя освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине.В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем,князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний иразговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенноепонятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешеннымдля князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение,что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (какон видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают нанеожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что всезависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этотпоследний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами,старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших воном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.

Когда еще государь был в Вильне, армия была разделенанатрое: 1-я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2-я подначальством Багратиона, 3-я под начальством Тормасова. Государь находился припервой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано,что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии.Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штабимператорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штабагенерал-квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель-адъютанты,дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штабаармии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев — бывшийвоенный министр, граф Бенигсен — по чину старший из генералов, великий князьцесаревич Константин Павлович, граф Румянцев — канцлер, Штейн — бывший прусскийминистр, Армфельд — шведский генерал, Пфуль — главный составитель планакампании, генерал-адъютант Паулучи — сардинский выходец, Вольцоген и многиедругие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но посвоему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и дажеглавнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то илидругое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и незнал, от его ли лица или от государя истекает такое-то приказание в формесовета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка,существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки(а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он былследующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, нораспоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеевбыл верный исполнитель-блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсенбыл помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занятделом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный длясовета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великийкнязь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тутпотому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высокоценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал,уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тутпотому, что он был смел и решителен в речах, Генерал-адъютанты были тут потому,что они везде были, где государь, и, наконец, — главное — Пфуль был тут потому,что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить вцелесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле былВольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль,резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.

Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (вособенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельностисреди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было ещемного лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были ихпринципалы.

В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном,блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие,подразделения направлений и партий.

Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретикивойны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть своинеизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль ипоследователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точнымзаконам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этойтеории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этойпартии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие,преимущественно немцы.

Вторая партия была противуположная первой. Как и всегдабывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этойпартии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободыот всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партиибыли представители смелых действий, они вместе с тем и были представителяминациональности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти былирусские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время былараспространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одноймилости — производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминаяСуворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, битьнеприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.