Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмоНаполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскомуимператору, и война началась.

После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал вПетербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобывстретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить.Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьердал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчасполучил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это жевремя в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегдарасположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе вМолдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей,получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.

Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызыватьего. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороныкомпрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным,в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии емутакже не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андреяв Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизникнязю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнеепоразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на негодействие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, иеще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он нетолько не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя нанебо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которыенаполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он дажебоялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты.Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними,практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чемзакрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба,стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший егосвод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.

Из представлявшихся ему деятельностей военная служба быласамая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабеКутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой кработе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считалнеобходимым ска??ать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что,сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на всепрезрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые онделал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретивего, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься напищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба неизлита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое ввиде озабоченно-хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельностиустроил себе князь Андрей в Турции.

В 12-м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов,проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князьАндрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уженадоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности,Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.

Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисскомлагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге,находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизникнязя Андрея было так много переворотов, так много он передумал,перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно инеожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейшихподробностей, — точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувшийзамок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность,та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те жезвуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. КняжнаМарья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечныхнравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своейжизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни иисполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливаядевушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенныйим из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкаяязык, говорил по-русски со слугами, но был все тот же ограниченно-умный,образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князьпеременился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостатокодного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с ещебольшим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило вмире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавымитемными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губкухорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня.Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Нохотя по внешности все оставалось по-старому, внутренние отношения всех этих лицизменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства былиразделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходилисьтеперь только при нем, — для него изменяя свой обычный образ жизни. К одномупринадлежали старый князь, m-lle Bourienne и архитектор, к другому — княжнаМарья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.

Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедаливместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, длякоторого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во времяобеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь,заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас послеобеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясьрасшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского,старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за еесуеверие, за ее нелюбовь к m-lle Bourienne, которая, по его словам, была однаистинно предана ему.