– Да, – подтвердила Ханна. – Я услышала это от почтальона, мистера Риттера, который тоже продал участок железной дороге. А ты ведь знаешь, Нэнси, мистер Риттер – человек честный и благонадежный. В общем, он сказал, что слышал, будто некоторые из собственников земли хотят подзаработать на этом деле с Уилли Уортоном. Но сам мистер Риттер не желает иметь к этому никакого отношения, – говорит, все это чистой воды мошенничество.

– А сам он видел Уилли Уортона? – уточнила Нэнси.

– Нет, – ответила экономка. – Но кто-то из соседей рассказал, что видел.

– Но они могли и обознаться, – предположила Нэнси.

– Конечно, могли, – признала Ханна. – Думаю, так оно и было. Раз твой отец остался в Чикаго – должно быть, это из-за Уилли Уортона.

Нэнси не стала делиться с Ханной своими соображениями на этот счет и просто весело пожелала ей спокойной ночи, однако на самом деле она была очень обеспокоена.

«Может, Уилли Уортона и правда видели у реки? – размышляла она. – А папу задержали те, кто не хочет, чтобы дело уладилось. Кто-нибудь из недовольных собственников мог проследить за ним».

Тут ей пришла в голову другая версия: а вдруг мистер Дрю нашел Уилли Уортона, а тот поймал его и удерживает силой? Пока Нэнси сидела у телефона, погруженная в тревожные мысли, в холл вышла Хелен:

– Что-то случилось? – спросила она.

– Пока не знаю, – ответила Нэнси. – Но у меня такое предчувствие, что да. Папа телеграфировал, что завтра не приедет. Но он обычно не шлет телеграммы из командировок, а звонит мне, Ханне или своей секретарше. Очень странно, что в этот раз он нам не позвонил.

– Ты говорила, что ему угрожали, – вспомнила Хелен. – Думаешь, что это может быть как-то связано?

– Да.

– Я могу чем-то помочь? – предложила подруга.

– Спасибо, Хелен, но боюсь, что нет. Я и сама не могу ничего предпринять. Придется просто подождать. Может, папа еще свяжется со мной.

У Нэнси был расстроенный вид, и Хелен раздумывала, как бы ее развеселить. Вдруг у нее родилась идея, которую она тут же отправилась обсудить с мисс Флорой и тетей Розмари.

– По-моему, это чудесный план, если Нэнси согласится, – сказала тетя Розмари.

Хелен позвала подругу и предложила всем вместе отправиться на чердак, чтобы порыться в сундуке со старыми костюмами.

– Можем их даже примерить, – кокетливо улыбнувшись, сказала мисс Флора.

– А вы, девочки, можете станцевать менуэт! – с энтузиазмом предложила тетя Розмари. – Мама чудесно играет на спинете[2]. Она могла бы вам аккомпанировать.

– Отличная идея! – согласилась Нэнси. Она догадалась, что остальные стараются поднять ей настроение, и была им благодарна. К тому же предложение ей и правда понравилось.

Все четверо поднялись по скрипучим ступенькам на чердак. В спешке никто не сообразил захватить фонарики.

– Я спущусь вниз и принесу пару, – предложила Нэнси.

– Не стоит, – отмахнулась тетя Розмари. – Мы тут на всякий случай держим свечи.

Она зажгла две свечи в старомодных латунных подсвечниках-блюдечках и повела всех за собой к сундуку с костюмами.

Когда Хелен открыла тяжелую крышку, Нэнси стала восторгаться:

– Какая красота!

С одной стороны лежали шелка и кружева, с другой – аккуратно сложенное платье из розового бархата. Девушки стали по очереди вытаскивать наряды, с интересом рассматривая их.

– Они и правда куда наряднее, чем наша нынешняя одежда для танцев! – отметила Хелен. – Особенно мужская.

Мисс Флора улыбнулась:

– И фигуру лучше подчеркивают!

Опустошив сундук, все принялись выбирать, что надеть.

– Тебе, Нэнси, очень пошло бы это бледно-зеленое шелковое платье с кринолином, – посоветовала мисс Флора.

– И размер как раз подходящий, – отметила девушка, оглядывая изящное платье. – Я его примерю.

И тут же со смехом заметила:

– Правда, боюсь, застегивать его придется на выдохе. Надо же, какие у девушек раньше были тонкие талии!

Хелен тем временем рассматривала нарядный мужской костюм из фиолетового бархата, отороченный кружевами. К костюму прилагались треуголка, длинные белые чулки и башмаки с пуговками.

– А я тогда буду твоим кавалером, Нэнси, – решила она.

Скинув туфли, она примерила башмаки. Остальные тут же расхохотались: у прежнего владельца нога была вдвое больше, чем у Хелен!

– Ну и ничего страшного. Набью в носки бумагу, – весело объявила девушка.

Мисс Флора и тетя Розмари тоже выбрали себе платья, а потом открыли большую коробку, лежавшую на дне сундука. Там оказались разнообразные парики, которые носили в колониальную эпоху. Все они были белоснежные и очень пышные.

Прихватив костюмы и парики, все четверо отправились в свои спальни, чтобы переодеться, а потом спустились на первый этаж. Мисс Флора повела их в комнату напротив малой гостиной – по ее словам, раньше там устраивали танцы. Теперь там была библиотека, но старый спинет по-прежнему стоял на своем месте в углу.

Мисс Флора уселась за инструмент и заиграла «Менуэт» Бетховена. Тетя Розмари присела рядом с ней. Хелен и Нэнси, которых тетушка окрестила мистером и мисс Колониальная Америка, принялись танцевать: сперва соприкоснулись руками в воздухе, потом сделали два шага назад и слегка поклонились друг другу, а потом принялись степенно расхаживать кругами, периодически делая реверансы и то и дело вставляя в танец движения, которые вряд ли были знакомы танцорам колониальных времен.

Тетя Розмари смеялась и аплодировала:

– Вот бы на вас взглянул президент Вашингтон! – воскликнула она и добавила, вживаясь в роль: – Мисс Нэнси, не соблаговолите ли подарить кавалеру еще один танец? Мистер Корнинг, пригласите же скорей прелестную даму!

Девушки едва сдерживались, чтобы не расхохотаться. Хелен низко поклонилась тетушке, зажав треуголку в руке.

– К вашим услугам, миледи. Ваше желание – закон.

Девушки повторили танец на бис, после чего мисс Флора закончила играть, и они уселись на диван.

– Это было очень весело! – воскликнула Нэнси. – Хотелось бы мне… Ой, вы слышите? – вдруг запнулась она.

Снаружи послышались громкие крики.

– Выходите! Хозяева! Выходите!

Девушки ринулись к входной двери. Нэнси зажгла фонарь на крыльце, и они вышли на улицу.

– Сюда! – кричал мужской голос.

Нэнси и Хелен выбежали на лужайку. Перед ними стоял полицейский Том Патрик, железной хваткой державший согнувшегося худого мужчину лет пятидесяти.