отзывам Дилана. Но сегодня она надела фартук с большим удовольствием. Две бутылки вина стояли на столе. Грейс открыла их обе, чтобы вино насытилось кислородом. Они стояли открытыми вот уже около двадцати минут, но Грейс не сделала ни глотка. Ей не хотелось.

Впервые за несколько последних лет ей не хотелось вливать в себя вино просто так, без повода, просто потому, что бутылки стоят перед ней, открытые и манящие. Нет, она ждала Эрика. Правда, он немного задерживался. Обещал быть к семи, а сейчас уже без четверти восемь. Грейс поймала себя на мысли, что поглядывает на часы каждые пять минут.

Она улыбнулась. Может быть, это и есть материнская тревога? Какое волнующее и одновременно с этим приятное чувство – ждать сына на ужин и беспокоиться из-за того, что он немного задерживается.

Впрочем, улыбка недолго играла на ее лице. Эрик был не простой парень, который мог задержаться у приятелей, заигравшись в иксбокс. Эрик мог задержаться по куда более страшной причине. Но он поклялся, что завяжет. И действительно, все эти дни Грейс не видела, чтобы он был под действием наркотиков или алкоголя. Может быть, ему удастся? Конечно. Ну конечно, ему удастся! Однако уже без двух минут восемь.

В дверь застучали в половине девятого. Открыв, Грейс обомлела. Эрик стоял перед ней бледный, с перекошенным от ужаса лицом. Он глубоко и часто дышал, приоткрыв рот, было видно, что еще секунда-другая, и он свалится в обморок от страха и волнения или закричит что есть мочи.

– Господи, – Грейс пропустила его в квартиру, – что случилось, Эрик? Что с тобой?

Эрик быстро прошел в гостиную, бросился к дивану, сел, но тут же вскочил на ноги. Он стал лихорадочно ходить по комнате, что-то неразборчиво и очень тихо бормоча, потом схватил стакан, налил в него воды из-под крана и, обливаясь, выпил его большими глотками. Глубоко задышал, стараясь успокоиться.

– Что случилось? – снова спросила Грейс.

Эрик поднял на нее глаза:

– Я ему говорю: «Я в завязке, понимаешь, чел, все – баста». А он улыбается. «Ну, – говорит, – в завязке так в завязке, хорошее дело. Закрывай кредит и иди с богом». Я ему: «Как же так? У нас ведь уговор. Верну все в конце месяца. Так мы договаривались». А он: «Нет, браток, договор наш утратил силу, раз ты собрался покинуть наше общество. Я, – говорит, – только рад за тебя, браток, ей-богу, рад. Но вот в чем соль: давая тебе в долг, я всегда знал, что ты вернешь деньги. Ведь я твой старинный друг, верно? К кому, как не ко мне, ты пойдёшь за кайфом? А теперь, стало быть, ты решил начать новую жизнь. А новую жизнь начинают, закрыв все долги в старой».

Эрик налил еще стакан воды, потом заметил вино, стоящее на столе, выплеснул воду в раковину, трясущимися руками, пачкая красным рукава рубашки, наполнил стакан вином и осушил его, давясь и громко глотая. После чего продолжил:

– У меня нету сейчас, я ему говорю. Нету! Но я верну. Ведь всегда возвращал, черт возьми. Всегда! Да и сумма-то, господи – двести баксов всего, понимаешь, Грейс, всего-то двести. И я… я… ну, в общем я тебе хотел позвонить. Попросить. Потом вспомнил те цацки, ну, те, что я украл у вас, ну, короче говоря, не смог я. Ты бы бог весть что стала думать. Решила бы, что я снова сорвался, ищу деньжат на дозу. А я и правда на грани срыва, но я не стал бы, честно, не стал, ведь я твердо решил…

– Успокойся, – сказала Грейс. – попробуй взять себя в руки. Ты сильно взволнован, твои мысли путаются, я не…

– Конечно, путаются. У меня вообще никаких мыслей сейчас нет. О господи, что же теперь будет?

Грейс почувствовала пробежавший по спине холодок. Смутное предчувствие начинало зарождаться в ней, предчувствие чего-то очень нехорошего.

– Что произошло, Эрик?

– Я послал его, сукина сына! Послал к черту. Сказал, что верну его драные деньги, как договаривались, а сейчас пошел он к черту, так не делается. Тогда он ударил меня, Грейс. Он здоровый, ублюдок, кабан такой. А в кармане припрятан стальной шарик. Я-то знаю, не первый год общаюсь с этой сволочью. Видел, как он этот шарик использует. Зажмет в кулаке и… Одного при мне отделал так, что тот потом месяц зубы выплевывал и кровью мочился. Он мне врезал! Я не знаю, как так вышло… – Грейс похолодела. – Я просто его оттолкнул. Я хотел, чтобы он отстал от меня, чтобы не лез за своим проклятым стальным шаром. Я просто оттолкнул его, понимаешь, Грейс. А он… он упал. Откуда во мне силы нашлись, вообще?! Такого борова пихнуть так, что он повалился. Когда он упал, я тут же дал деру, но обернулся, машинально. Я был уверен, что он уже встал на ноги и бросился за мной. А он лежал. Лежал, Грейс. И не шевелился. Совсем. И звуков никаких не издавал. Тогда я осторожно подошел к нему. Из-под его затылка растекалась кровь. Он бошку себе разбил, когда падал! Я его убил!

Грейс почудилось, будто пол под ее ногами пошел ходуном. Она что есть силы сжала кулаки, зажмурилась и медленно досчитала до десяти. Она всегда поступала именно так, когда случалось что-то страшное. Точно так же, двадцать с лишним лет назад, она стояла перед «бэбибоксом», собираясь оставить новорожденного сына. Но теперь она его не оставит. Это не Эрик убил наркодилера. Это она его убила. Она. Руками Эрика. По крайней мере, ее вины в случившемся ничуть не меньше, чем вины ее сына.

Эрик заплакал, опустился на корточки.

Грейс машинально потянулась за бутылкой, но отдернула руку. Ей нужна трезвая голова.

– Ты уверен? – наконец спросила Грейс тихим и даже спокойным голосом.

– Что? – Эрик поднял на нее красные от слез глаза.

– Ты уверен, что этот человек мертв?

– У него вся голова в крови! И он не шевелился! Совсем не шевелился, словно чучело, набитое соломой.

– То есть пульс и дыхание ты не проверял?

– Нет, конечно! Какой пульс! Я не помню даже, как я оттуда свалил. Все словно в тумане. А что? – Эрик взглянул на Грейс с надеждой. – Ты думаешь, он не умер?

– В любом случае нам нужно позвонить в полицию…

– Нет! – Эрик вскочил на ноги. – Какая полиция? Мне же тогда точно конец. Торчок, убивший человека. Меня упекут лет на двадцать, в самом лучшем случае. О господи!

– Мы расскажем все, как было. Дилан поможет. Он один из