—Так, подожди, давай сначала разберемся ствоим «во-первых». Мама, тывчера меня внимательно слушала?— явстал скровати, подойдя кокну, открыл одну изстворок.— Незаметила, как янесколько раз пытался донести мысль, что яуже взрослый? Я— взрослый!— сособо ясным ударением произнес я.— Иесли тыпопытаешься решать мои проблемы заменя, тем более без меня, тоизэтого ничего хорошего невыйдет. Тысогласовывала сомной вопрос отелохранителях? Нет? Так вот, завтра явыйду школу, как обычно, всемь двадцать, чтобы успеть зайти заАйлин, атыбудь любезна всемь тридцать быть вгостиной— займись нанятыми без моего ведома охранниками. Можешь угостить ихчаем спряниками.

—Саша! Дакак тысмеешь!— Елена Викторовна притопнула ногой. Сейчас взгляд еекарих глаз казался огненным— именно этого всегда взгляда боялись все наши слуги. Они казались опаснее пожара.

—Итак, спервым вопросом разобрались,— категорично решил я, подавив улыбку.— Что там утебя за«во-вторых».

—Нет неразобрались! Вовсе неразобрались! Вопрос касается твоей безопасности! Если тынастолько беспечен, токто, как нимать обязана защитить тебя! Ияэто сделаю!— выпалила она, хотя вголосе графини уже небыло прежней уверенности.

—Мам, тычто сейчас пытаешься поссориться? Яжеясно сказал, что пойду вшколу вместе сАйлин как обычно. Это янесобираюсь обсуждать. Иесли тынехочешь снова оказаться внеловком положении, тобольше никогда несмей решать мои вопросы без меня,— ясказал это очень твердо. Графиня Елецкая прежде неслышала, даинемогла слышать подобной твердости вголосе своего сына. Хотя нетолько сына, нодаже мужа— все-таки Петр Александрович слыл довольно добрым имягким человеком, хотя более десяти лет отдал военной службе.

Она приоткрыла рот ирастерянно смотрела наменя.

—Так, говори, что там утебя «во-вторых». Надеюсь, нетакая жеерунда, как «во-первых»?— возможно, мои последние слова ейпоказались обидны. Ноееследовало встряхнуть так, чтобы графиня скорее осознала: перед ней непрежний Саша, имногое теперь иначе. Ияпоторопил:— Давай, говори. Уменя нет времени навсякие глупости, ясобирался заняться важной магической практикой.

—Какой еще практикой? Утебя нет магических способностей,— сердито произнесла графиня.

—Мам, тысовсем непомнишь, очем мывчера говорили? Или мои слова для тебя столь неважны, что тыимнепридаешь значения? Тогда смотри сюда,— яповернулся крабочему столу, накраю которого лежали скомканные листы бумаги сосхемами моих шаблонов.

Вытянув вперед левую руку, ясосредоточился, входя врезонанс сэрминговым потоком, повышая вибрацию домаксимума ифокусируя его накомке бумаги. Втот жемиг комок вспыхнул. Вспыхнул эффектно, словно внутри его скрывалась щепотка пороха, снегромким хлопком, разбрасывая яркие искры, которых немогло быть отобычного пламени.

—Сашенька…— вот здесь уверенность Елены Викторовны, будто еесын— беззащитный ребенок, очень даже подсела. Хотя вглазах графини по-прежнему отражалось пламя, нооно было лишь отражением горячащего комка бумаги.— Нужно потушить скорее!— встрепенулась она, бросилась вперед, схватить соспинки кресла мой халат.

—Нужно просто немешать мне инепытаться что-то решать вместо меня!— намеренно сердито сказал я, резко выбросил вперед ладонь кинетическим толчком сбивая скресла велюровый халат— витоге мамина рука схватила лишь воздух. Сейчас дело было вовсе невмоей вредности: янесобирался этим жестом щелкнуть еепоносу, просто нехотел, чтобы вхалате появилась прожженная дыра. Затем сделал пас левой рукой— пламя тут жепогасло.— Смагией разобрались, да?— спросил я, судовлетворением отмечая глубину маминого потрясения.— Чтобы впредь незабывать обэтом, пометь усебя вкоммуникаторе: «Мой сын взрослый. Унего магические способности есть». Говори, что там утебя «во-вторых».

—Во-вторых… Ачто «во-вторых»? Ах, да… Даша. Что утебя сней? Тыимеешь какие-то отношения снашей служанкой?— Елена Викторовна смотрела назатухающую струйку дыма над столом.

—Мам, адавай мои отношения скем бытонибыло, будут только моими отношениями. ИсАйлин, искнягиней Ковалевской, исослужанкой Дашей, если таковые имеются. Тыпойми: лезть вмои отношения даже несколько неприлично. Примерно, как если бы, ялез втвои отношения сбароном Евстафьевым. Язнаю, что онтебе нравится. Инравился даже тогда, когда мой отец был жив. Без веских натооснований, яислова тебе нескажу отвоих отношениях сдругими людьми. Вот иты, пожалуйста, без серьезных оснований, нетрогай моих отношений. Надеюсь, этот вопрос закрыт ровно так же, как вопрос смагией, имне непридется являть что-то для убедительности.

—Что являть⁈— вот сейчас мне показалось, что огонь вглазах мамы окончательно угас, ивних появилось лишь непонимание ииспуг.

—Являть доказательства моей свободы вотношениях скем бытонибыло,— вспоминая послеобеденный десерт, яедва сдержал улыбку. Аведь Даша правда сладкая штучка.

—Ненадо больше ничего являть,— согласилась графиня.— Сейчас скажу, чтобы Даша убрала утебя настоле. Нет, пусть лучше Надежда Дмитриевна зайдет.

—Мам, тыснова невсе услышала? Ясказал: сейчас ябуду заниматься магической практикой иненадо мне мешать всякой уборкой. Когда мне это потребуется, ясам вызову служанку поговорителю,— яподошел кстолу испомощью старой газеты, сгреб пепел накрай.

Все-таки смамой непросто. Она изтех уверенных всвоей правоте, непробиваемых людей, которые меняются очень медленно итолько путем маленьких или больших потрясений. Наверняка унас случится еще много подобных разговоров. Ладно, Астерий умеет быть терпеливым.

—Занимайся. Сам тогда позовешь служанку,— сказала графиня, направляясь кдвери.

Мне так ихотелось выкрикнуть: «Вот это прогресс! Слава Сварогу! Сердечная благодарность Артемиде!».

—Акбарону Евстафьеву тызря так настроен,— известила она попути.— Он— очень хороший человек. Да, Евклид Иванович мне нравится. Язнаю его суниверситета. Идочка унего— девочка очень миленькая,— остановившись напороге, Елена Викторовна улыбнулась.

—Мам, нучто тыхочешь отменя услышать?— вот тут моя память прояснилась, явспомнил имя той пампушки: Талия! Конечно же, Талия Евклидовна. Хотя, самой талии наеетеле ненаблюдалось. Наблюдался выступающий животик, аличико уюной баронессы Евстафьевой было симпатичным. Запомнилась она мне умопомрачительной раскрепощенностью ивеселостью, так илившемся изнее через край. Тут яподумал: «Почему бынесделать маме приятное?» исказал:— Хорошо, япоеду стобой вгости кЕвстафьевым. Талия— всамом деле интересная девочка.

—Вот ихорошо,— теперь графиня улыбнулась так, что обнажились еебелые зубки. Довольная хотя бытаким итогом, она скрылась задверью.

Яжесгреб пепел сожженных бумаг нагазету ипопросту выбросил его вокно. Невзирая навнешнюю простоту трюка спламенем, дался онмне нелегко. Здесь проблема вовсе невталантах Астерия, авособенностях этого мира иего магии. Эрминговые потоки неподразумевали магическое взаимодействие состихиями, иполучалось так, что маг самого высокого уровня здесь немог задействовать стихию Огня иэффектно ударить каким-нибудь фаерболлом (или назовите как вам удобно огненный сгусток). Чтобы магическим усилием породить вэтом мире пламя, требовалось скачкообразно поднимать температуру вузкой области приложения силы: изменять инаправлять эрминговых поток, так как мыпоступаем ссолнечным светом, фокусируя его вточку линзой. Да, посути, это температурная магия вчистом виде, никак независящая отстихий, ноочень зависящая отопыта исилы самого мага. Признаюсь, чтобы произвести нужное впечатление намаму, яосновательно вложился— досих пор чувствовал тянущую, болезненную пустоту вобласти солнечного сплетения. Ведь пока Астерий здесь нетак хорош, ноэто лишь дело тренировок— скоро онстанет гораздо лучше. Ичто мне особо нравилось вэтом мире: ниодин маг здесь неспособен сжигать улицы игорода, точно свихнувшийся бог обрушивать снеба огненные потоки икаменные глыбы, превращая мир вхаос. Извините завыражение, задолбало это безумие, творящееся вомногих нижних мирах, которые созданы точно для того, чтобы там могли потешить свое самолюбие отдельные неуравновешенные личности. Ятакое никогда нелюбил. Аздесь даже боги разумно ограничены ввозможностях. Иэто правильно ихорошо.