– За такие пассажи, – проговорил Иванзадумчиво, – тебя в Средние века знаешь бы что?..

– Ну и совершенно не обязательно, – фыркнула Маша,уютно устраиваясь подле него на диване. Были всё-таки вселенные, равно понятныеим обоим. – Иногда, говорят, приходил добрый молодец и спасал краснуюдевицу… Вырывал из лап инквизиции…

Кнопик, учуяв десерт, рысью заявился в кухню, мастерскисделал стойку и заскулил, жалобно тряся бородой. Сладкое он готов был жрать безмеры, с волчьим аппетитом, совершенно не заботясь о фигуре. Пока барбосблаженствовал над кусочком рулета, а Маша ораторствовала, Иван одолел чашку чаюи задумчиво закурил. Слово «синтропод» вызывало у него какие-то ассоциации измира животных. Он бы так обозвал не Машину закорючку, а скорее уж тех…котоподобных. Со зрачками и сплюснутыми ушами…

– Итак, Ванечка, всё во власти хронального,колеблющегося с крайне высокой частотой поля… – Маша наконец выдохлась итоже занялась чаем. Тем временем послышались торопливые шаги, и на кухнепоявился Звягинцев. В руке у него был альбом с таинственными изображениямипустыни Наска.

– Марина, ты только посмотри! – С торжествующимвидом он указал на гигантскую обезьяну, нарисованную тысячелетия назад, рядомвыложил на глянцевый лист «привет из Лапландии». – Идентичностьстопроцентная, хоть на компьютере проверяй. Вот хвост мартышки, вот твой…синтропод. Обе спирали, без сомнения, образованы парными потоками временнойэнергии, направленными противоположно. То есть древние прекрасно знали одинамическом хрональном равновесии и символически запечатлели это на рисунке. Атвой образец, Марина, – это материальное подтверждение их гениальнойдогадки. Истоки которой, несомненно, в сокровищнице земнойпротоцивилизации… – Он сдёрнул с носа очки. – Всё возвращается на кругисвоя!..

– Субатомная голографическая концепция поля, –подсказала Маша.

– Вот именно. Когда ещё Анаксимандр рассуждал обалейроне? А Пифагор с его утверждением о двойственности мира?.. Пожалуйста:антивещество, работы англичанина Уотсона…

– Сдаётся мне, папа… – Маша отставила в сторонублюдечко и наклонилась вперёд, став похожей на пантеру перед прыжком. – Ане слабо нам теперь выделить квант хрональной праматерии, а?.. Той самой«временной субстанции» алхимиков… Даёшь?!!

Глаза её засверкали. Скудин вспомнил, как она обнимала егона полянке.

– Ну конечно, умница, ну конечно! – Звягинцевснова вскочил, возбуждённо закружился по кухне. Так он расхаживал полаборатории во время важного эксперимента. – Мы развернём эту спираль! Датут, пожалуй, вся современная концепция вакуума на попа встанет!..

…Вот так у нас в России происходят перевороты в науке. Накухне за чаем…

Два месяца спустя подполковника Скудина вызвали в Москву.Маша самолично отвезла его в аэропорт на «девятке», покинувшей ради такогослучая крытый зелёным рубероидом гараж возле помойки. Небо было хмурое исочилось дождём, но никаких метеорологических кризисов не ожидалось, так чтосамолёт отбывал без задержки. Маша с Иваном подкатили, что называется,впритирку к окончанию регистрации и только успели торопливо поцеловаться возлестойки московского рейса, бесследно заглаживая лёгкую размолвку, случившуюсянакануне. Скудин убежал на посадку и без каких-либо приключений добрался встолицу, чтобы сразу, пока самолёт ещё бежал по дорожке, позвонить с мобильникажене в лабораторию. Они поговорили, слегка посекретничали, посмеялись каким-тосвоим пустякам, ничего не значившим для посторонних…

А спустя неполные сутки по всем главным телевизионнымканалам показывали один и тот же сюжет. О взрыве и грандиозном пожаре всанкт-петербургском НИИ под скромным названием «Гипертех». С неисчислимымматериальным ущербом и, что самое скверное, с человеческими жертвами.

Закопчённый и смертельно усталый огнеборец, отснятый на фонеещё сочащихся дымом руин, заявил об отсутствии радиационного и химическогозаражения и уверенно назвал в качестве причины возгорания самую что ни естьбытовую оплошность сотрудников. Что-то вроде вовремя не выключенногокипятильника… Однако Иван, услышавший о пожаре далеко не из выпуска новостей, знал.

Телевизионщики врали. В интересах дела, конечно… Как всегда…

На этот день у Маши в лаборатории был назначенстратегический опыт по изучению свойств пространства и времени. Что-то тамтакое собирались в мартышкин хвост закрутить с помощью лазеров и магнитногополя. Не то, наоборот, раскрутить…

Иван, без звука отпущенный генералом, прилетел назад в Питерчерез три часа после катастрофы, и его худшие опасения подтвердились. ПрофессорЗвягинцев отыскался в больнице. С гипсом на левой ноге. А вот Маши в числе тех,кто выскочил из здания сам или был вытащен пожарными, не обнаружилось.

Лаборатория, где проводили безобидный – согласно замыслу –эксперимент, выглядела сущим Чернобылем. Тяжеленные стальные шкафы на другомконце обширного зала были раскиданы, точно обувные коробки. А трое сотрудников,хлопотавших в тот момент непосредственно возле установки, так и не былинайдены. Ни среди живых, ни среди мёртвых.

Только жирные хлопья сажи гроздьями свешивались с потолка…

– Ну, Господи, благослови! – Перекрестясь, Натахасбросила полусапожки от Армани, тяжело вздохнула и, ловко наворачивая портянки,переобулась в кирзовые «прохаря» – великоватые, грязные донельзя. Теперьсменить кожаную куртку на замызганный ватник, прикрыть модную стрижкушапчонкой-петушком, натянуть замшевые, на меху, перчатки – и всё по железке,готовность ноль. Большой стройностью Натаха не отличалась, а потому, поёрзав наавтомобильном сиденье и согнувшись-разогнувшись несколько раз, изряднозапыхалась.

Почему «боевое» снаряжение нельзя было стирать и почемупереодевались всегда в машине, а не, например, дома, – Натаха и еёспутники, наверное, не взялись бы ответить. Должно быть, первый раз всёсостоялось стихийно, а потом стало традицией, нарушать которую они уже нерешались. Люди, занимающиеся делом принципиально непредсказуемым и зачастуюопасным, почти все весьма суеверны. Бытие определяет…

Серый, сидевший на водительском месте, деловито обездвиживал«мерседес» – малтилок, грабли на педали, кочергу на руль, карточку антиразбояна грудь, поближе к сердцу. Потом тоже принялся переодеваться. Делать это, невылезая из-за баранки, было ещё неудобнее, чем на заднем сиденье.

– Надо было всё же тебе священный долг-тоисполнить. – Юркан, сидевший сзади, рядом с Натахой, уже завершилоблачение и теперь, ухмыляясь, наблюдал, как Серый неловко натягиваетобщевойсковые, болотного колера защитные бахилы. – Не вертелся бы сейчаскак уж на сковородке. В непобедимой ведь как? Не умеешь – научим, не хочешь –заставим…

Это тоже была семейная шутка, традиционно произносимая прикаждых сборах «на дело». Лет двадцать назад Юркан избавил кореша Сергуню отармии. Путём инсценировки нападения. С печальным результатом в виде сотрясениямозгов, якобы перешедшего в «УО» – умственную отсталость; в те благословенныевремена медики наивно считали, будто недоумки армии не нужны. Самого«нападавшего» стукнуть по кумполу было некому, и он вскоре загремел прямымходом в Афган. Где заработал вначале гепатит, а потом душманскую пулю. От всегоэтого теперь плохо гнулась рука и нутро не принимало ни вина, ни пива – тольководочки, да и то по чуть-чуть. Вот такие воспоминания.