Провожавший меня стражник изъявил желание помочь мне забраться на лошадь, за что я была ему крайне благодарна. Правда, вышло это далеко не с первой попытки. После нескольких негромких подсказок типа: «левую ногу — в стремя, правую — перекидывайте», я все же оказалась в седле. И тут чуть было с него не слетела, когда лошадка переступила с ноги на ногу.

— Варвара, Вы не умеете держаться в седле, — с плохо скрытым недовольством то ли спрашивал, то ли утверждал заметивший мои невзгоды император.

Я в очередной раз опустила голову и отрицательно покачала головой.

— Но Вы же упоминали, что Вам доводилось иметь дело с лошадьми, — он предусмотрительно не стал вспоминать, в связи с чем я об этом говорила.

— Только с теми, что в поле работают, — несмело ответила я.

Рингард тяжело вздохнул и задумался. Я ожидала насмешек стражников, но они не посмели, не то, что смеяться, а даже смотреть в мою строну.

— Подготовить другой транспорт мы не успеем, — наконец нарушил молчание император, — а на лошади Вас оставлять нельзя — свалитесь еще. Потому поедите со мной.

Его конь послушно сделал несколько шагов к моей лошади, и Рингард, подавшись вперед, одной рукой легко стянул меня с седла. Я и пискнуть не успела, как оказалась на императорских коленях в кольце рук, сжимавших поводья. Ошеломленно посмотрела в оказавшееся совсем близко лицо императора. Его глаза вдруг засмеялись. Словно поддавшись мальчишескому желанию пошалить, он склонил голову к моей шее и шумно втянул носом воздух.

— Что сегодня? — спросил Рингард, выводя меня из оцепенения.

— Мандарин, — отвечала слегка дрогнувшим голосом.

— Занятно, — усмехнулся мужчина.

Вынужденная близость казалась романтичной ровно до тех пор, пока конь под нами не зашагал по брусчатке. От неожиданности я покачнулась назад, но меня удержала будто окаменевшая рука императора. Пытаясь принять более удобное и прочное положение, обнаружила, что лука седла болезненно упирается мне в бедро. А попробовав отодвинуться от нее, я получила приказание Рингарда:

— Варвара, держитесь за меня, иначе упадете, — а затем раздраженно добавил: — и перестаньте ерзать, коню без того тяжело под удвоившимся весом.

Относительно двойного веса он явно преувеличил: даже надень я вчерашнее платье в полном снаряжении, все равно оставалась бы легче, чем этот широкоплечий мускулистый мужчина. В том, что он не страдает излишним изяществом форм, я смогла убедиться еще вчера. Но оспаривать слова его величества, конечно же, не стала.

Конь поднялся на мост, ведущий за ворота замка. От этого нас немного качнуло, и я, забыв о робости и смущении, сомкнула руки за спиной у Рингарда. А что? Лучше ненадолго оставить приличия, чем оказаться под копытами или, чего доброго, в той лаве под мостом.

Я с любопытством рассматривала огненную реку, что опоясывала замок. Расплавленное месиво ярко светилось в тех местах, где давала трещины образовавшая на поверхности темная корка. Когда же до лавы долетала выбитая подкованным копытом каменная крошка или конский волос, коротко вспыхивал и тут же угасал оранжевый огонь.

Нас окутал горячий воздух, принесший с собой удушливый запах тухлых яиц. Спасаясь от этого амбре Рингард не придумал ничего лучше, чем нахально уткнуться носом в мою косу. Видимо, мандариновое масло оказалось предпочтительней зловонных испарений. Решив, что раз ему можно, то и мне нечего робеть, я спрятала лицо в складках капюшона, небрежно откинутого на плечи императора. Жаль, на сей раз он надел плащ без меха.

— С Вами преодолевать этот ров несравнимо приятней, — с улыбкой проговорил он.

Рингард отвернулся от моих волос, как только конь ступил на твердую почву и затрусил неспешной рысью по укатанной грунтовой дороге навстречу просыпающемуся солнцу. За пределами замка нас встретили укутанные предрассветным туманом поля. Влажный промозглый воздух, хоть и был свеж и наполнен ароматами трав, неприятно холодил кожу и, казалось, пробирал до костей. Я зябко поежилась. Заметив это, император перекинул поводья в одну руку и старательно накрыл мои плечи краем своего широкого плаща. Поблагодарив, я решила поддержать начатый разговор:

— Почему бы не наполнить ров чем-то менее ароматным, скажем, водой?

— Я понимаю, что вода Вам всяк милее, — Рингард глянул на меня с эдаким хитрым прищуром, — но от неприятеля, решившего напасть на замок, вряд ли найдется защита лучше, чем раскаленная лава.

— И часто нападают?

Император помедлил с ответом, будто что-то припоминая.

— В последний раз было лет сто назад, — и, заметив мой недоверчивый взгляд, веско добавил: — Тем не менее, пока идет война, необходимо быть готовыми обороняться.

— А что, когда эта война закончиться?

— Начнется следующая.

В моей голове роились десятки вопросов, что, похоже, отразилось на лице. Опережая меня, Рингард заговорил со знакомой мне уже снисходительной полуулыбкой:

— Вам не следует озадачиваться тем, на что Вы никак не можете повлиять.

Вот и побеседовали. Спрашивать еще о чем-то после того, как мне недвусмысленно закрыли рот, не осталось ни малейшего желания. Как и смотреть на императора, мрачно уставившегося вдаль.

Я залюбовалась рассветом. Посветлевшее небо убеждало в том, что ехать нам предстоит по равнине, что не могло не радовать. С этими мыслями я незаметно для себя уснула, склонив голову на оказавшееся весьма удобным мужское плечо.

* * *

— Вашей способности заснуть в наименее удобном для этого положении позавидует любой мой солдат, — со всей серьезностью сообщил мне Рингард.

Мне было не до его насмешек. Разбуженная громкими приветствиями городской стражи, я без устали крутила головой, стараясь рассмотреть все вокруг. Через высокие распахнутые настежь деревянные ворота мы въезжали в большой — по моему представлению — город. Копыта лошадей застучали по ровной плитке, уложенной причудливым рисунком. По обе стороны широкой улицы стали появляться двух и даже трехэтажные строения из красного и желтого обожженного кирпича.

— Это Армборг, древний город оружейников, — поведал Рингард, видя мою заинтересованность, — одно из крупнейших поселений моей Империи, если не считать трех столиц.

Учитывая раннее время (я проспала едва ли больше часа) народу на улицах было немного. Однако император предпочел натянуть капюшон чуть ли не на глаза, скрыв в его тени свое лицо. Мне такая предосторожность показалась напрасной: чуть только завидев ехавших перед нами стражников, редкие прохожие ныряли во дворы и проулки, торопясь убраться с нашего пути.

К центру города, над которым высились шпили каких-то башен, мы не поехали. Наш небольшой отряд свернул в квартал, где многочисленные трубы над низкими постройками выпускали в небо облака дыма. Отовсюду раздавался металлический звон — в кузнях c самого рассвета кипела жаркая во всех смыслах работа. Мы же остановились у единственного строения, встретившего нас тишиной.